Хроники Фрая

Я действительно убежден, что есть люди, которые прониклись бы ко мне большей любовью и доверием, увидев, как я пускаю слезу в стаканчик виски, как выставляю себя в глупом свете, как становлюсь агрессивным, плаксивым, перестаю, напившись, владеть собой. Самому мне подобные состояния всегда представлялись утомительными, неловкими, неудобными и невероятно скучными, однако я совершенно уверен, что многие жаждут хотя бы разок посмотреть на меня, пребывающего в одном из таковых. Увы, сколько бы я ни выпил, власти над собой я почти никогда не теряю. Конечности мои могут, разумеется, утрачивать координацию, однако она и так свойственна им в мере столь малой, что утрата ее зримой разницы не составляет. А вот агрессивным, склонным к насилию или слезливым я не становлюсь никогда. В чем виноват, в том виноват.

В то время я видел, что Стивена Фрая воспринимают как человека, который вытянул в лотерее жизни счастливый билет. Похоже, я просто не обладал способностью проецировать вовне уязвимость, страх, неуверенность в себе, сомнения, замешательство, чувство своей никчемности и неспособности приладиться к жизни – все то, что столь часто владело мною.

Для тех, кто умеет читать, все потребные знаки были написаны на самом виду крупными буквами. Одни автомобили криком кричали о них, не правда ли? «Астон-Мартин», «Ягуар-XJ12», «Вулзли-15/50», отреставрированный «Остин-Хили-100/6», «Остин-Вестминстер», «Эм-Джи-Магнетт», двухместный «Эм-Джи-Би» с открытым верхом…

Люди видели меня разъезжающим в этих колесницах из дерева и кожи и воспринимали их как автомобильные эквиваленты твидовых курток и вельветовых брюк, в которые я по-прежнему облачался. «Добрый старый Стивен. По правде сказать, он – человек из другого мира. Квинтэссенция англичанина. Старомодные ценности. Крикет, кроссворды, классические автомобили, “Клубландия”. Благослови его Бог». Другие же думали: «Напыщенный, мудацкий оскбриджский зубрила в старомодных башмаках и пижонских автомобилях. Ну и дерьмо». А я думал: «Какой обман. Педик, наполовину еврей, который не знает на самом деле, кто он и что делает, так и оставшийся пронырливым, скрытным, пожирающим сласти мальчишкой, каким был всегда, так и не сумевший приладиться к жизни. Разрушенный любовью, неспособный внушать ее, недостойный любви».

И до самого дня моей смерти во мне всегда будут видеть сильного, с удобством устроившегося в жизни англичанина – добротного, как покойное кожаное кресло. Я давно понял, что бороться с этим бессмысленно. Помимо прочего – и это нечто большее, чем вопрос хороших манер (хотя и хорошие манеры уже составляют причину достаточную), – почему человек должен вечно ныть и жаловаться на судьбу? Оно и не достойно, и не интересно, и не привлекательно.

Любой кабинетный психолог сразу поймет, что человек с моей историей подросткового Sturm и юношеского Drang ^[179] (бедственная зависимость от сладкого, отчужденность, бурная смена настроений, несчастливая чувственность, разрушенная любовь, воровство, исключения из школ, мошенничество и тюрьма ^†), неожиданно обретший новую жизненную надежду, возможность работать и получать за это непомерные деньги, поведет себя именно так, как повел я, и непременно совершит ряд глупых, робких попыток выставиться напоказ, доказать себе и семье, существование которой он обращал в такой кошмар, что теперь и он – кто-то. Кто-то, ставший частью целого. Смотрите, у меня есть машины, кредитные карточки, загородный дом, я состою вон в скольких клубах. Я даже знаю по имени метрдотеля «Ля Каприс». Я – часть Англии в такой же мере, в какой кожа компании «Коннолли» является частью сиденья «астона».

Если вам интересно, могу сказать, что я был счастлив. То есть я был доволен и уверен в себе – к счастью это имеет, полагаю, примерно такое же отношение, какое «домашнее красное» имеет к «Шато Марго», что не мешает ему сходить за оное для большинства из нас.

Шоу «По субботам в прямом эфире» было сочтено более чем удачным, и, быть может, по этой причине меня и Хью снова призвали в кабинет Джима Моира, желавшего выяснить, не попробуем ли мы так помахать в телеэфире нашими елдаками, что найдутся желающие у нас отсосать, – то есть не попробуем ли мы «создать совместное шоу», как мог бы выразиться другой, не столь комедийный начальник.

После того как в Би-би-си отнеслись к «Хрустальному кубу» без всякого интереса, мы прониклись недоверием к высококонцептуальным программам и потому решили попытаться сделать то, что знали лучше всего, – комедию, состоящую из череды скетчей.

– Великолепно, – сказал Ричард Армитаж. – Можете заняться этим на следующий год. Но сначала, Стивен…

Он потер ладонью о ладонь, и глаза его заблестели.

– Бродвей.

Клиппер-класс, «Берег басков» и хореография^[180]