Хроники Фрая

Стол, за которым я завтракал, был полем, засевавшимся семенами моих печалей. Уверен, я прав, считая, что именно за ним приобрел первую из моих пагубных телесных зависимостей. «Сахарные хлопья» были звеном той цепи, которую я влачил за собой большую часть моей первоначальной жизни. Начнем с того, что они, как вы легко можете себе представить, предназначались для завтрака. Однако я очень быстро пристрастился перекусывать ими в любое время дня, и вскоре мама стала горестно вздыхать при одной только мысли о том, какое число коробок с хлопьями ей приходится покупать. Я эти сладкие зернышки прямо из коробок и ел. Одно за другим они безостановочно отправлялись в мой рот. Я походил на американца, сидящего в кино с пакетом попкорна: глаза остекленели, рука поднимается и опускается от пакета ко рту, от пакета ко рту, от пакета ко рту, точно машина.

«Глаза остекленели». Так ли уж это существенно? Но ведь ребенок, сосущий молоко из груди или бутылочки, именно такими и глядит. Лет до восьми или девяти я сосал первые два пальца левой руки. Почти все время. Покручивая пальцами правой волосы на макушке. И неизменно с этим остекленелым, отсутствующим взглядом, приоткрытым ртом и затрудненным дыханием. Не лакомился ли я в то время грудью, которой был лишен во младенчестве? Это темные материи, Ватсон.

Коробки с питанием, на которых давались советы по приготовлению их содержимого и перечислялись ингредиенты, были моим основным чтением; тиамин, рибофлавин и никотиновая кислота — мои загадочные невидимые друзья. Продается по весу, не по объему. При транспортировке возможна утряска содержимого.

Вставьте палец под клапан и поводите им из стороны в сторону. Р-р-р-р-роскошно! Мы любим «Рисики», потому что они в двасики разика вкуснясики. На самом деле, любил указывать я, в трисики. И уж определенно вкуснясики, чем их степенный, неподслащенный пращур, «Рисовые хрустики», дававшие кашицу, пришепетывавшую, если внимательно вслушаться: «Сопли, вздор и ерунда». Питаться «Рисовыми хрустиками», когда ты можешь вкушать «Рисики», — это то же, что питаться «Корнфлейками», когда ты можешь вкушать «Фростис». Трудно даже представить, какая это тусклая жизнь. Все равно что по собственной воле смотреть телевизионные новости или отдавать предпочтение несладкому чаю. Я жил одним и только одним. C₁₂H₂₂O₁₁. Возможно, по этой причине мне следовало бы родиться американцем: в Соединенных Штатах сахар добавляют во все. В хлеб, в бутылки с водой, в вяленую говядину, в маринованные огурчики, в майонез, горчицу и сальсу. Сахар, сахар и сахар.

Мои отношения с этим обольстительным и обманчивым веществом сложны. Если б не сахар, я и не родился бы никогда, и он же едва меня не убил.

Я уже рассказывал ^† о роли, которую отец моей мамы сыграл в обеспечении Британии сахаром. Впоследствии, участвуя в генеалогической программе Би-би-си «Кто вы, по-вашему, такой?», я узнал новые подробности этой истории. Мой дед, Мартин Нейманн, приехал в Бери-Сент-Эдмендс (не в роли паломника) со своей далекой родины, которая была изначально Венгрией, но по Трианонскому договору 1920-го его родной город Нагишураны был поглощен расширившейся Чехословакией. Однако, говоря исторически, по рождению он был венгром. Венгерским евреем, а это, как любил повторять дедушка, единственный на земле человек, который способен зайти следом за вами во вращающуюся дверь и выйти из нее первым.

В Британию он приехал по приглашению Министерства сельского хозяйства, наиболее дальновидные служащие которого сообразили, что, если начнется еще одна мировая война, а это представлялось все более вероятным, Атлантика почти наверняка окажется перекрытой, как оно едва не случилось в 1917-м, когда угроза немецких подводных лодок стала особенно сильной. Вест-Индии и Австралия окажутся недостижимыми, и у британцев не останется сахара, чтобы сыпать его в чай, — катастрофа слишком ужасная, чтобы о ней даже помышлять. Сама Британия сахара не производила, ее фермеры за всю историю страны не вырастили ни единой свеклы, ее промышленникам отродясь не доводилось рафинировать хотя бы одну унцию сахара. У себя в Нагишуранах, ныне Шураны, дед управлял самым большим в мире рафинадным заводом и потому представлялся естественным для вербовки британцами кандидатом. В 1925 году он и его шурин Роберт Йорич приехали сюда, чтобы построить в Бери-Сент-Эдмендсе, графство Суффолк, первый британский завод по переработке сахарной свеклы, — он и сейчас стоит там, распространяя густое горьковатое зловоние, слегка напоминающее запах подгоревшей ореховой пасты. Если бы Мартин, его жена и родные остались в Шуранах, их, евреев, уничтожили бы в нацистских лагерях смерти, как уничтожили его мать, сестру, родителей жены и десятки других не покинувших Европу членов семьи. Я никогда не появился бы на свет, а бумага или средства цифровой визуализации, потраченные на производство книги, которую вы сейчас со столь неподдельным удовольствием читаете, нашли бы иное применение.