Хроники Герода

Следующие полмесяца Герод почти не бывал в своей резиденции. Ему пришлось расстаться с начальником стражи, как он и предполагал изначально, а саму стражу сократить до трех сотен. Этим людям он платил сам. Не скупясь. Но и требовал с них немало. Казарма постепенно превращалась во вполне приличное жилище. Оружие блестело на смотрах. Сами воины начинали учиться действовать совместно (Герод) и в одиночку (Бранн). Похоже, что они втянулись, и новая жизнь им самим начала нравиться. Пусть в качестве одиночных бойцов они пока стоили немного (хотя несколько связок и приемов в них удалось вбить), в качестве отряда они уже действовали вполне слаженно. Не как триарии, но как вполне приличные новобранцы. Во всяком случае, по качеству воинов отряды Герода уже намного превосходили возможных противников. Но беда в том, что нужно было воевать, не воюя, побеждать, не начиная битвы.

Проехав по крепостям, Герод обрел еще около тысячи вполне боеспособных воинов. В отличие от городской стражи, вжившейся в мир, управляемый разбойниками, воинам крепостей шайки доставляли массу проблем. Да и сами воины, в большинстве своем греческие гоплиты из прибрежных городов, предпочитали власть разумную установившемуся безумству.

В том, что безумство уже вполне стало здесь нормой жизни, Герод смог убедиться уже в самом начале своего пребывания в Сепфорисе. После многочасовых занятий с гарнизоном города, сократившимся до трех сотен воинов, он со своими телохранителями гулял по городу. Солнце только начинало клониться к вечеру, и городской рынок был еще полон. Люди шумно торговались, спорили, покупали и продавали. Тетрарх не ехал на белом коне в окружении свиты, но спокойно шел с двумя воинами по бокам, одетый в обычную одежду, отнюдь не выделяющуюся роскошью. И хотя перед тремя гигантами с мечами на поясе народ старательно расступался, но ниц не простирался и славу не пел. Кроме всего прочего, его еще просто не знали. Остальной десяток шел несколько позади.

Внезапно внимание Герода привлек шум возле гончарной мастерской. Какой-то человек рубил старым мечом горшки. Хозяин, старый галилеянин, лишь тихонько скулил, глядя на это, причитая:

– Остановись, господин! У меня нет денег. Я все заплачу…

– Что ты делаешь?! – схватил разорителя за руку Герод.

– Отстань, прохожий! Иди своей дорогой! – злобно отозвался тот, не оборачиваясь и не прекращая сеять разрушения в мастерской. Герод схватил его поперек туловища и отшвырнул к соседней стене. Тот распластался, с ненавистью и непониманием глядя на пришельцев, двое из которых уж совсем никак не походили на местных уроженцев.

– Он не заплатил налог на освобождение Иудеи от захватчиков! – почти выкрикнул неудавшийся мытарь, тыча пальцем в сторону старика.

Герод подошел к нему и упер меч в шею лежащего мужчины.

– Прости, почтенный, не напомнишь ли ты, когда мудрый царь Гиркан установил такой налог?

– Вы что? Сумасшедшие? Это приказ правителя Хезкияху.

– Правителя? Очень интересно, – протянул Герод и обернулся к воинам: – Киньте-ка этого доблестного мытаря в тюрьму. Позже я побеседую с ним о правителе Хезкияху.

Наемники надвинулись на посланника «правителя». Тот неожиданно резво рванулся, уворачиваясь от меча, вскочил и ринулся в ближайший переулок. Герод махнул рукой и обернулся к старику:

– Почему он громил твою мастерскую?

Старик поднял глаза, полные горя – привычного горя маленького человека перед сильными мира сего.

– Господин, у меня нет денег. Торговля совсем плохая. А теперь мне придется голодать.

– Ну, голодать ты пока не будешь – промолвил Герод, бросая на лавку перед стариком несколько серебряных кругляшей. Но почему он требовал у тебя деньги?

– Благодарю тебя, добрый господин! Пусть твои дети будут благословенны! Они всегда забирают половину. Уже много времени. В конце каждого месяца мы отдаем им половину всех денег. Но в этом месяце у меня купили только два горшка.

– А что же стражники?

– Что скажут стражники посланцу могучего Хезкияху? Они тоже хотят жить и быть благополучными. Кто-то получает мзду, а кто-то просто боится за своих родных. Я тоже боюсь, господин! Ты уедешь к себе в Ерушалаим или Дамаск, а Хезкияху останется.

– Не бойся, отец! Всевышний повелел нам заботиться о ближних. Я не уеду отсюда.

Герод обернулся к Бранну: вот куда деваются налоги. Понятно, почему их так мало. Этому кровососу уже не достает грабежа караванов и налетов на сирийских крестьян – он уже налоги собирает. Да какие! Первосвященнику такие налоги и не снились в страшном сне.

Наутро Герод собрал всех своих приближенных: начальника городского гарнизона, канцеляристов во главе с Барухом, своих наемников. Начал он с чиновников.

– С завтрашнего дня никого, кроме официальных посланников из Ерушалаима или от римлян, в город с оружием и без специального разрешения не пускать. Все ворота, калитки и просто дыры в стенах, кроме Ерушалаимских и Сирийских ворот, заложить. Срок – неделя. На работы привлечь всех бродяг, что шатаются по городу. Но всем заплатить. Я проверю. Как только это сделают, доложить.