Пустота и больше ничего вокруг. Иногда перед глазами мелькали образы далекого, совершенного другого прошлого, но также быстро исчезали в густом мраке. Иногда наоборот, всплывали события уже произошедшие на Гириде: орден Очищения, проклятые, демонопоклонники, демоны, ящеры, маги, простые люди, химеры. Если бы врач-психиатр с Земли залез бы в голову такому пациенту, то открыл бы для себя золотую жилу — настолько все происходящее и уже произошедшее выглядело нелепо. Хотя нет, скорее это смахивало на бред сумасшедшего, тяжелого душевнобольного.
Иногда же наоборот пустота с чередой поистине правдоподобных образов ослабевала и сквозь туманную пелену доносились обеспокоенные разговоры людей, или легкие дуновения порывистого, гордого ветра, гуляющего среди вольных простор, или ощущение капель воды, скатывающихся со лба на глаза, а затем и дальше вниз по лицу.
Стоп. Лицо? Странное ощущение для того, кто уже давно ничего не чувствует и существует лишь среди иллюзий и пустого пространства. А давно ли? Или это очередной обман? И прошли лишь жалкие по сравнению с жизнью мгновения, а он принял это за целую вечность: тяжелую, одинокую, такую пустую.
«Ну, вот опять, — пронеслось в голове, — опять я слышу чьи-то до боли знакомые голоса, обеспокоенные и уставшие. Неужели им так сложно меня отпустить и просто оставить в покое. Среди мрака и холода, наедине со своими мыслями». Голоса все не унимались и не желали затихать, о чем-то тихо споря. Вскоре к ним присоединился еще один человек (а человек ли вообще?). Вежливый, услужливый тон, но голос не молодой. Игриво звякнул метал. Послышался звук удаляющихся шагов.
Окружающее пространство обдало теплом. В воздухе витал едкий запах спиртного, смешанный с чарующими ароматами, плывшими по воздушным потокам откуда-то из глубины. Тело (а он чувствовал, что тело у него все-таки есть) откликнулось жуткой болью: ломило каждую связку, болели кости, не двигались суставы. «Нет, лучше просто лежать» — но до невысказанных слов никому не было дело. Его подхватили две пары крепких, грубых, но заботливый рук и понесли по скрипящим деревянным ступеням. Это была настоящая пытка. Будто тысячи игл пронзили в одночасье тело и впивались все глубже и глубже, не давая ровно дышать, они причиняли невыносимую муку. Он не знал, слышали ли его окружающие, но там, среди мрака, ведомого лишь ему одному, он кричал, бился в истерике. По бледным впавшим щекам невольно текли две горячие, обжигающие кожу струйки. Сколько это продолжалось: час, а может тысячелетие он не представлял, да и не желал об этом знать. Очередная волна боли, скручивающая все органы, выворачивающая наизнанку, пришла извне. Разум, который только и был подвластен ему в те мгновения, отчаянно пытался выдержать страдания своего владельца, но эта жалкая попытка разлетелась на мелкие осколки, стоило очередной волне достичь остатков сознания.
Очнулся Максим на неудобном, жестком матраце, укутанный с головы до ног серыми теплыми шерстяными одеялами. От чего-то жутко чесались руки и ноги. «Аллергия что ли?» — и будто уловив мысли человека, толстый, жаждущий добычи клоп впился ему в ногу. Максим подпрыгнул бы, если б мог: но тело, все еще онемевшее и медленно приходящее в себя, отказалось слушаться приказов мозга. Зато вскрикнул Максим от такой неожиданности артистично и в высшей степени правдоподобно: сам Станиславский бы поверил.
Макс решил не тратить времени зря и осмотреться. Небольшая комната с двумя наспех и криво сколоченными кроватями, письменный столик, наклонившийся набок, стоящий у окна. На нем лежали какие-то бумаги и травы, глиняная шершавая миска и ингредиенты сомнительного происхождения, о которых Максим решил не думать. Перед его кроватью возвышался уже почти развалившийся шкаф, с открытой, еле держащейся на петлях дверцей. Помимо этого перед Максом предстала занимательная картина: из шкафа торчали маленькие, черные ножки демона, с заостренными изогнутыми когтями и хвост, болтающийся в разные стороны словно маятник. Встав с кровати, Максим чуть опять на нее не опустился: голова кружится, в теле слабость. Огромным усилием воли заставив себя добраться до двери, он потянул ручку на себя и покинул комнату, не став тревожить со Кладия, который к тому же начал еще и похрапывать.
Холодный узкий коридор с деревянным полом, пустые одинокие стены и медные, ржавые подсвечники, в которых почти догорели дешевые восковые свечи. Их света едва хватало, чтобы осветить половину коридора.