Стена пламени взлетела вверх на несколько футов, окружила Ретвальда широким кольцом. Воздух стремительно нагревался, отгоняя стужу. Ветер не слабел, буря не убавила пыла — однако пламя горело спокойно и ровно, ни в малой степени не колеблясь.
Губы Гайвена разошлись в слабой, из последних сил вымученной улыбке. «Я все-таки кое-что могу. Не такое ничтожество, как считала мама». Эта мысль согревала лучше любого костра.
Второй Король-Чародей Иберлена вдруг пошатнулся, сделал попытку устоять на ногах — а потом все же рухнул оземь.
На сей раз ему почти не являлось никаких снов — ни плохих, ни хороших. Это оказалось непривычно после всех последних месяцев, когда каждая ночь была наполнена беспрестанными кошмарами. В кои-то веки — одни только пустота и забвение. Лишь ближе к самому пробуждению вдруг услышался плеск волн — умиротворяющий, мягкий. Возникло чувство, будто он распластан в плывущей по воде лодке. Свесил руки за борта и смотрит в высокое ясное небо.
Гайвен очнулся. Он лежал в широкой постели, застеленной белоснежным бельем, и глядел в потолок. В простой светлый потолок, без всяких росписей и узоров. Однажды по поручению матери Гайвен инспектировал главную городскую болньицу, и это ужасно ему ее напомнило. Юноша ощущал себя отдохнувшим — ни следа прежних усталости, утомления и боли. Подобное чувство наступает, когда проваляешься в беспробудном забвении часов десять, а то и больше. Голова казалась светлой и ясной.
Ретвальд сел в кровати, огляделся. Серой краской покрытые стены, картина в дубовой раме напротив — белый парусник посреди бескрайнего моря. По левую руку от кровати — тумба, на ней прозрачный стакан с водой и тарелка с мелко нарезанными яблоками. Дверь одна, без ручки, и никаких окон. Освещение давала люстра под потолком — вот только вместо свечей на ней были установлены четыре небольших белых шара.
Световые лампы. Такие же, как у Древних. Гайвен читал о них раньше, видел изображения в книгах. Их использовали еще даже в Тарнарихе, при первых королях Иберлена. «Где бы я ни оказался, я уже точно не в Тимлейне. Может даже, не в Срединных Землях». Он попробовал собрать свои разрозненные воспоминания воедино. Схватка в Сиреневом Зале, выстрел Фэринтайна, затем — горные тропы и буря. Попытка обратиться к Силе, разгоревшееся среди снега и шторма пламя. Дальше — снова провал. «Тот голос из тьмы, что назвал себя дедом — он обещал, что поможет мне. Это и есть его помощь?»
Юноша встал. На нем уже не было плаща и камзола, надетых им накануне. Вместо них — рубашка и брюки незнакомого покроя и очень добротного шитья, перетянутые кожаным поясом с металлической пряжкой. На ковре рядом с кроватью — черные кожаные туфли с высоким каблуком.
Обувшись, Гайвен подошел к двери. Раздался тихий шелчок, и та отворилась сама при его приближении. Юноша вышел на широкую кольцевую галерею, подошел к резным перилам, огляделся. Внизу — просторный зал, чем-то напоминавший отцовскую гостевую. Множество книжных шкафов вдоль стен, мягкая кожаная мебель, небольшой круглый стол, освещенный все теми же световыми лампами. Прищурившись, молодой Ретвальд заметил, что в одном из стоявших рядом со столом кресел расположился, опустив голову и листая раскрытую на коленях книгу, какой-то человек. Лица его было отсюда не разглядеть. Незнакомец казался расслабленным, сидел в небрежной позе, и даже не смотрел в сторону Гайвена.
Подавив короткое колебание, юноша стал спускаться в зал. Он шел осторожно, опираясь левой рукой на перила, боясь нового приступа слабости. Ноги тем не менее держали его крепко. Когда молодой Ретвальд приблизился к столу, сидящий за ним мужчина заговорил:
— Мишель Вилар, «Неистовый Марлен или превратности искусства». В нынешнем сезоне этот плутовской роман считается наиболее популярным среди салонов Лумея и Толады. Критики отмечают хороший слог, богатую фантазию автора. Какого ты сам мнения о нем?
Гайвен на секунду замер. Немного опешил. Ответил медленно, тщательно подбирая слова:
— Боюсь, я не поклонник изящной словесности, сударь. К тому же, в нынешнем сезоне у меня было совсем немного времени, чтобы читать.
— Соглашусь, что времени у тебя было немного, — мужчина захлопнул книгу и положил на край стола. Посмотрел в упор на Гайвена. — Я читаю все, что мне смогут сюда доставить, — сказал он просто. — Книги из своей библиотеки я перечитал все, некоторые — несколько десятков раз. Мне не хватает новых. Присаживайся, пожалуйста, и дай мне на тебя взглянуть.
Юноша отодвинул кресло, сел, положив руки на подлокотники. Сам посмотрел на собеседника. Мужчина лет сорока или чуть постарше, с костистым худым лицом, с многочисленными морщинами возле глаз и губ. Волосы — коротко подстриженные, не закрывающие даже ушей, черные, с редкими седыми нитями. Облегающая серая рубашка с высоким воротником, на указательном пальце правой руки — стальное кольцо без камня или надписи. Чертами лица незнакомец вдруг напомнил Гайвену отца — будь у того такой же цепкий, внимательный взгляд.
— Полагаю, — нарушил молчание Гайвен, — вас я должен называть дедом?