Хроники исхода

Курт угрожающе качает своим стволом. Эсэсовец подчиняется – прислоняет карабин к стене и поднимает руки. Приказываю Курту держать его под прицелом и стрелять сразу, если дернется. Из сарая слышны возня и крики. Пинком открываю дверь. Картина маслом: двое рвут одежду на молодой девушке, она отбивается из последних сил. Один уже стоит на коленях между ее ног, другой держит руки. Ударом каблука в голову отправляю первого в нокаут. Второй дергается за ножом и сразу получает пулю в плечо. Падает на пол, кричит от боли.

Девчонка лежит и с ужасом смотрит на меня. Выглядываю за дверь. Зову Омельянчука. Приказываю им с Куртом положить своего подопечного лицом в землю и связать. Подбегает боец. Сам пока контролирую подранка. Затем вместе мы вяжем остальных. Теперь они лежат в ряд: один без сознания, один корчится от боли, еще один удивленно повторяет:

– Герр офицер, за шо, за шо?!

Подтягивается Артем. Девчонка приходит в себя и бежит в дом, через минуту оттуда раздается жалобный вой. На полу в сенях лежит пожилая женщина, у нее разбита голова. Трогаю пульс. Пусто, женщина уже мертва. Девушка в разорванном платье причитает над ней. Это ее бабушка, она пыталась помешать насилию над внучкой, и от нее просто отмахнулись прикладом по голове. Твари. Они просто пришли развлечься. Выхожу во двор и ставлю самого разговорчивого на колени. Он по-прежнему смотрит с непониманием и повторяет свое «герр офицер…». Ну что ж, сейчас я тебя обрадую!

– Я майор Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, со мной группа Осназ НКВД, специализируемся на поиске и уничтожении карателей в нацистской форме, – выплевываю ему в ответ в лицо на чистом русском.

Бандеровец удивленно смотрит, переводя взгляд то на меня, то на Курта, но тут замечает Омельянчука, который успел снять немецкую каску и стоял в своей пилотке с красной звездочкой. Лицо передо мной начинает меняться, и непонимание переходит в страх… нет, в ужас! Проняло. А еще он прекрасно знал, что таких, как они, красноармейцы в плен не берут, ибо конец один – расстрел на месте. Что уж говорить о жуткой «кровавой гэбне». А еще их действительно было только трое. Они ушли из расположения своей части в ближайшую деревню, за самогоном и просто развеяться.

Того, что они прошли через портал, никто из них даже и не понял. Шли в деревню, ну и пришли в нее. Затем пришлось посмотреть картинки об их предыдущих «подвигах». Честно говоря, меня в определенный момент просто затошнило, и я разорвал контакт. А тем временем существо в немецкой форме со львами ползало около меня на коленях и, мешая русские и украинские слова, молило о пощаде.

Огляделся вокруг. Курт стоял и четко контролировал лежащих на земле, раненый пытался дернуться, видимо тоже услышал знакомые слова, но, получив пинок под ребра, тихо скулил на земле, третий был еще в отключке.

– Кто это такие? – спросил меня Омельянчук.

– А это, Петро, твои земляки, борцы за свободную Украину, по совместительству эсэсовцы и каратели, ходят по деревням, убивают, насилуют, жгут, вот и к нам заглянули теперь, – зло пояснил я.

Парень вскинулся и ответил в том смысле, что такая сволочь ему не земляк. Артем тихо стоял сзади, держа в руках винтовку Мосина, лицо его было виноватым. Хотя на мне вина была тоже – наш маскарад отнял время, и мы не успели спасти женщину от смерти. Отпихнул ногой ползающего в пыли бандеровца. Приказал собрать оружие. Три карабина Маузера, патроны, ножи. Карабины сложили в мотоцикл, и я оставил рядом Петра для охраны. Начали подтягиваться местные. Появился Сван. Подошел, поклонился. Прошел в дом, вернулся оттуда мрачный.

– Они ваши, делайте с ними что хотите, но учтите – эти люди хуже диких зверей, – ответил я на его вопросительный взгляд, кивнув на бандеровцев, а затем протянул ему трофейные ножи.

Отправил мотоцикл с Артемом и Петром к дому Михалыча с указанием бдеть! Мы с Куртом остались контролировать ситуацию. Местные подошли к делу практично, они раздели пленников до белья. Мундиры из добротной ткани, сапоги, ремни, ножи, зажигалки – все это считалось тут очень ценными вещами. Единственное, о чем попросил я, – это спороть и принести мне все нашивки и эмблемы с мундиров. Ибо не фиг плодить здесь эсэсовскую фурнитуру.

Поднял валявшуюся на земле пилотку и показал старосте эмблему в виде черепа с костями, объяснив при этом, что не дай бог ему увидеть этот знак еще раз на ком-либо! Тот стал еще мрачнее и понятливо кивнул. Затем бандеровцев построили в колонну и босиком повели за околицу, по бокам шли злые мужики с ножами, копьями и взведенными арбалетами. Мы с Куртом контролировали процессию сзади. По дороге имело место несколько попыток просить пощады, бежать они не могли, двое были «не в форме» (и в прямом, и в переносном смысле), а самый разговорчивый что-то бормотал. Но его никто не слушал. Несколько пинков, а также тычков копьями ускоряли их продвижение.