Доктор Густаво Питталуга, заведующий кафедрой паразитологии и тропической патологии Мадридского университета, был одним из первых врачей, кто считал, что новая болезнь – это вовсе не грипп. «Эпидемия, от которой мы страдаем, отличается от гриппа по следующим фундаментальным причинам: а) потому, что набор симптомов гораздо более однороден, б) из-за почти постоянного отсутствия бактериальных форм, идентифицируемых с бациллой Пфайффера, патогеном, вызывающим грипп» [33]. Комментарии Питталуги и ответы его «самого яростного противника», Грегорио Мараньона, который был убежден, что они имеют дело с гриппом, стали первыми залпами в медицинской полемике, которая бушевала дольше, чем сама эпидемия.
Поначалу многие испанские журналисты считали последствия эпидемии гриппа незначительными, в то время как другие были более осторожны. Антонио Зозайя, написавший статью в той же газете два дня спустя, напомнил своим читателям, что жизнь ежедневно подвергается большей опасности, чем от вспышки гриппа. Ссылаясь на опасность автомобильных и железных дорог общего пользования и даже самоубийств, он тем не менее признал, что эпидемия была серьезной, и призвал своих читателей придерживаться стоического подхода: «Эпидемия началась. Это неприятное обстоятельство. Мы из-за этого не стали более подавленными или беспомощными в этой беспощадной ситуации. Будем стараться жить благоразумно, поступать так, как поступают хорошие люди, и страдать достойно» [34].
Тем временем в Испании разыгрывались мрачные сцены, которые в ближайшие месяцы станут привычными для всего мира.