Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 1

— Даян переутомился, — сразу отвечает начальник генштаба, которого уже ничем невозможно удивить. — Голда, положение тяжелое, не спорю, но не безнадежное. На Севере мы мертвой хваткой держим Голанские высоты. На Юге египтяне боятся выйти из-под прикрытия ракетного зонта. Мобилизация резервистов заканчивается. Мы еще переломаем им кости.

Даян в это время уже мчался на Южный фронт, в эпицентр огня, в чем, в сущности, не было никакой необходимости…

Непостижимая слабость Даяна в те часы, когда страна и народ нуждались в нем больше всего, несмываемым пятном так и останется на его репутации.

Проводя исторические параллели, Даяна можно сравнить с Помпеем, прозванным «Великим» Бог весть за что. Помпей воспользовался плодами побед Лукулла над Митридатом и приписал себе достижения Сертория в Испании. В час же истинного испытания, когда его армия встретилась с ветеранами Цезаря, в полной мере выявилось ничтожество Помпея, как полководца. Цезарь разбил его с такой легкостью, что сам пришел в изумление.

* * *

Работая над этой главой, я не раз вспоминал Фрейда. Какой материал для психоаналитика! Очерк доктора Авнера Фалька, посвященный психоанализу личности Даяна, стал для меня чем-то вроде путеводной нити по тайному лабиринту его странной души. История и психиатрия должны идти рука об руку, считает доктор Фальк, смело вторгшийся в область, монополизированную профессиональными историками.

Два года Фальк не расставался с Даяном. Два года Даян, давно скончавшийся от рака, незримо находился в его частной клинике в Иерусалиме. Доктор работал, и тень знаменитого пациента витала где-то рядом. Фальк вновь и вновь прокручивал записи с выступлениями Даяна, вслушивался в интонации его голоса. Он проштудировал все написанные о Даяне книги, статьи и воспоминания. Прочел все, что написал Даян. В завершающей стадии своей работы Фальк стал задавать вопросы, и ему казалось, что Даян сам отвечает на них, улыбаясь своей кривой, хмурой и загадочной улыбкой. К каким же выводам пришел доктор Фальк?

Даян обладал душой, раздираемой противоречивыми чувствами. В личной жизни национальный герой был фигурой трагической, с явно выраженным нарциссовым комплексом. Он был человеком с большими странностями и с не поддающимися обузданию страстями. Его завораживала и притягивала смерть, он вел с ней похожую на поединок игру на протяжении всей своей жизни. Выдающиеся достижения не могли компенсировать трагического душевного разлада. Ключ к пониманию личности Даяна скрыт в его детстве…

Родители Даяна не дали ему ни любви, ни тепла. Двора, мать, видела в сыне замену своему боготворимому отцу, оставшемуся в России. Видела она в своем ребенке и себя, маленькую девочку, затерянную в огромном мире, нуждающуюся в ласке и защите. И она приковала ребенка к себе незримой цепью, не давая ему и шагу ступить самостоятельно. Плакать маленькому Моше мама Двора запрещала, ибо не выносила детских слез. Всюду, где была она, находился и он. Все, что делал он, делала и она.

Семья долгие годы жила в одной комнате, и в детстве Даян бывал невольным свидетелем интимной жизни родителей, что не могло не сказаться на его психике. Отец, Шмуэль, ревновал жену к сыну, чувствовал себя обделенным ее вниманием. Что же касается Моше, то он перенял пренебрежительное отношение к отцу у доминировавшей в доме матери. В том возрасте, когда дети начинают выходить из-под материнской опеки, мать не позволила Моше этого сделать. Двора принадлежала к вымершей разновидности эмансипированных активисток израильского рабочего движения. Эти дамы бурно занимались переустройством мира и начинали обычно с собственной семьи. Деспотизм матери вызывал у ребенка чувство ярости, которое он подавлял в себе, считая его проявлением черной неблагодарности. Подсознательно мальчик хотел, чтобы мать исчезла, умерла, но боялся этой смерти, как своей собственной. Изнурительный поединок с матерью — нет, не в реальной жизни, а в душе — довлел над ним, стал его кошмаром. Даян, всю жизнь с неутоленной жаждой добивался восхищения, наград, похвал лишь для того, чтобы преодолеть ужасное чувство беспомощности, комплекс неполноценности, внутреннюю пустоту и крайний нигилизм, лишавший смысла все то, к чему он стремился.