Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 1

Со свойственной ему мягкостью, возможно, сам того не заметив, Алон определил границу потенциальных возможностей Рабина как руководителя.

Он действительно был прекрасным штабным офицером. Проблемы начинались, когда Рабину приходилось выходить за пределы конкретности, где он чувствовал себя раскованно и непринужденно. Оказываясь в мире абстрактных понятий, перед необходимостью творить, создавать концепции, требующие самостоятельности мышления, он терял свою силу, как Антей, поднятый над землей.

Зато когда надо было обработать факты, Рабину не было равных. Он действовал, как кухонный комбайн. Кладешь помидор, огурец, головку лука — и получаешь салат. Но сделает ли кухонный комбайн салат, если в него ничего не вложить?

Для Пальмаха Рабин был кладом. Эта организация до сих пор умиляет нас своей романтической инфантильностью, импровизаторскими аккордами. Мы склонны считать, что великие мастера играли на этом пианино, настройщиком которого был Рабин, единственный, кто вносил в Пальмах элементы порядка и дисциплины.

Алон не мог обходиться без него.

И как бы ни относиться к Рабину, нельзя забывать, что он принадлежит к тем ставшим уже легендой людям, которые «на серебряном блюде государство еврейское нам принесли».

После Войны за Независимость Рабин остался в армии. В конце 50-х годов уже командовал округом. Предстояло выяснить, достиг ли он потолка своих возможностей или у него есть шансы получить высший командный пост.

Казалось, что шансов почти нет, и Рабин стал подумывать об отставке. Бен-Гурион относился к нему хорошо, но Даян не желал даже обсуждать со Стариком перспективы Рабина.

Начальником генерального штаба должен был стать Заро. Рабин, упаковав чемоданы, готовился отправиться в Гарвардский университет изучать бизнес.

И вдруг все изменилось. Генштаб провел учебную мобилизацию с таким рвением, что вся страна была охвачена паникой, а арабы чуть было не взялись за оружие. Бен-Гурион пришел в ярость, и Заро вылетел из армии.

Вскоре вышел в отставку и Бен-Гурион. Но перед уходом он рекомендовал своему преемнику, Леви Эшколу, назначить начальником генштаба Ицхака Рабина. Эшкол не видел никакой причины спорить со Стариком по этому поводу.

Рабин был главнокомандующим в Шестидневную войну и занял свое место в пантеоне израильской славы.

Шестидневная война — национальное достижение, и не хочется писать о нервном срыве Рабина в период выжидания, в тот самый переломный момент, когда народ проявил такое величие духа. Но этого не избежать. Человека, претендующего на роль национального лидера, необходимо оценивать по самым строгим критериям. Важнейший из них — поведение руководителя в стрессовых ситуациях.

И с этой точки зрения Рабин испытания не выдержал.

Вот как сам Рабин рассказывает о том, что тогда произошло:

«Я смертельно устал. Впал в депрессию. Никогда прежде я не испытывал такой слабости, такого желания поделиться с кем-нибудь тем, что у меня на сердце. Человек я замкнутый, но тогда стремление, как говорится, излить душу было непреодолимым. И я позвонил Вейцману, начальнику оперативного отдела генштаба. Мы с ним часто спорили по различным поводам, но я знал его как человека прямого и порядочного.

Вейцман пришел. Я был предельно откровенен.

— Эзер, — сказал я, — мне очень тяжело. Такое чувство, словно меня выпотрошили. Какая-то свинцовая усталость и противная слабость. С одной стороны, знаю, что сделал все, чтобы подготовить армию к войне. С другой — не могу не думать, что вместе с нашим политическим руководством и я несу ответственность за крайне тяжелое положение, в котором оказалась страна. Может, я не в порядке? Должен ли я сдать командование?

Эзер ответил, чтобы я и думать об этом не смел.

— Ты еще станешь победоносным полководцем и приведешь наши войска к берегу Суэцкого канала, — сказал он с уверенностью, очень меня обрадовавшей».

Версия Вейцмана в целом совпадает с рассказом Рабина, за исключением натуралистических деталей, столь впечатляющих, что становится страшно за судьбу государства, оказавшуюся в столь ненадежных руках.

После победы Вейцман сказал Рабину:

— Ицхак, то что произошло, навсегда останется между нами. Никто об этом не узнает. Но если ты будешь претендовать на пост премьер-министра, я сочту своим долгом рассказать народу о том, что случилось 23 мая.

— Очень ты меня испугал, — усмехнулся победоносный главнокомандующий.

Вейцман выполнил свою угрозу. В газете «Гаарец» взорвалась его сенсационная «бомба», именно в тот день, когда стало известно, что Рабин вот-вот станет премьер-министром.

Рабин был готов к этому. Его ответ Вейцману пронизан чувством оскорбленного достоинства:

«Подтверждаю, что покинул вверенный мне пост начальника генштаба на одни сутки: с вечера 23 мая до утра 25 мая. Я пригласил к себе генерал-майора Вейцмана и попросил его заменить меня на этот короткий срок, чтобы дать мне возможность отдохнуть после того, как мною была проделана огромная работа по подготовке армии к войне.

25-го утром я вернулся к исполнению своих обязанностей и командовал армией в канун войны и в ее ходе вплоть до победы».