Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 2

— Взрывать учреждения ООН.

В тот же день Эльдад позвонил инспектору полиции Турджеману.

— Если ты не хочешь, чтобы я устроил пресс-конференцию, то убери своих прохвостов.

Симпатяги исчезли навсегда, но телефонные разговоры Эльдада еще долго прослушивались.

Эльдад — учитель, миссионер, нуждался в трибуне. Несколько раз он пытался прорваться в кнессет, но крупные правые партии — Херут и Тхия — отказались предоставить ему реальное место в предвыборном списке.

Вождь Херута Менахем Бегин, конечно, не считал, что Эльдад отстранит его и сам станет у руля. Он видел в Эльдаде не политического, а интеллектуального соперника. Эльдад же, разочаровавшись в бывшем товарище, был беспощаден: «В нем нет глубины. По строгим критериям идеологии, истории и философии он не подходит для первых ролей. Он полуинтеллигент, дилетант, никогда и ничем не занимавшийся серьезно. Мир искусства для него закрыт. Но его сжигает жажда власти, и он ищет дешевой популярности. Ему нужно количество, а не качество. Мне он сказал: „Вступай в Херут, как Шамир. Там видно будет“… Помню выступление Бегина на площади Менора. „Государство, — говорил он, — получило два миллиарда долларов. Это значит, что каждый из вас приобрел по две сотни зелененьких“. Меня чуть не стошнило. Это и есть истинная демагогия! Но Бегин знал, что делает. Его разглагольствования привели в лагерь Херута рыночных торговцев…»

Когда Эльдад писал свою книгу «Первое десятилетие», Бегин работал над «Восстанием». Эльдад позвонил ему и сказал:

— Слушай, Менахем, у нас общие враги. Почему бы нам не выступить единым фронтом? Ты намного превосходишь меня как оратор, а я намного лучше пишу. Давай я отредактирую твою рукопись, а ты внесешь поправки в мою.

Бегин смертельно обиделся, а жаль. Его книга только выиграла бы от редакторских правок Эльдада.

Тхия была создана на квартире Эльдада. Он сам написал ее идеологическую программу. Лидеры только что родившегося движения — профессор Юваль Нееман и Геула Коэн[4] поблагодарили идеолога и ушли, забрав несколько исписанных им листочков. И забыли о нем, когда пришло время выборов.

Но места в кнессете — это все, что они имели. У Эльдада же были другие вещи. Он стал идеологом правого лагеря.

«Спор за нашу древнюю землю еще не окончен, — писал Эльдад. — Палестинцы многому у нас научились. Они строят, учатся и работают. У них есть свои поэты и свои идеологи. Они стали „сионистами“. Когда я вижу арабских детей, швыряющих камни в наших солдат, я говорю: — что ж, получите наше уважение… и наши пули».

* * *

Исраэль Эльдад умер 21 января 1996 года в возрасте 86 лет. В самом конце жизни он неохотно признал необходимость мирного решения спора двух народов за одну землю.

ЖИЗНЬ ПО СЦЕНАРИЮ

Моей жене Марине

Дан Бен-Амоц взялся за перо в 1945 году. С тех пор сменилось несколько поколений, но каждое передавало его другому, как эстафетную палочку.

Израиль — страна, в которой молодые люди рано проявляются и рано сгорают, не выдержав ритма жизни.

Дан Бен-Амоц, сознательно поставивший перед собой задачу не постареть, импонировал молодежи тем, что всегда оставался на ее уровне видения мира. Его книгам не хватало отрешенности и глубины, зато в них нашла выражение взрывчатая ненависть молодого поколения к обустроившемуся в стране новому бюрократическому истэблишменту.

Многое привлекало в нем: слава короля богемы, нарочито огрубленный цинизм, скандальные любовные похождения, чувственная одержимость. С искусством ваятеля создавал он свой образ, похожий на статую конкистадора, приподнявшегося на стременах и вглядывающегося в лишь ему видимую даль.

На деле же был он человеком закомплексованным, ранимым. Бич аморальности, которым он подстегивал себя в беге по жизни, давал ему возможность замедлить убийственное погружение в отчаяние и одиночество. Он так и не добился ни цельности, ни художественной глубины, но дух терпкого цинизма и обреченного бунтарства, присущий лучшим его книгам, импонировал молодежи.

Школьники старших классов и теперь зачитываются его «Положил с прибором» и «Ебля — это не все». Сила этих книг в болезненной чувственности. И в языке — царапающем, густого замеса, соленом, похожем на землю, только что впитавшую влагу первого дождя. Образная мощь его языка, замешанного на сленге, виртуозно передает и высший накал страстей, и необузданность стихии, захлестывающей человеческую душу. Не случайно Бен-Амоц был одним из создателей словаря ивритского сленга.

«Положил с прибором» — лучший роман Бен-Амоца и, пожалуй, самый глубокий. Роман этот — о конфликте поколений и о судьбах молодого Израиля — отличается сложной композицией. В нем семь частей, написанных разным стилем, чтобы подать сюжетную фабулу в нескольких перспективах. Стержнем сюжета является история парашютиста Рафаэля Левина, идеалиста, вернувшегося из армии калекой и медленно погрузившегося в пучину безумия.