Старика что-то спросили; он громко ответил: «А что мне еще делать? Я больше не могу работать. Что я должен — сидеть в темноте, пока не умру с голода?»
«Вы, по-видимому, смирились с тем, что умрете такой смертью!»
«Мне все равно, я умру так или иначе. И я вполне заслуживаю такого конца. Я ничего не достиг, ничего не открыл, ничего не изобрел. Космос не изменился ни на йоту благодаря моему существованию. Скоро я исчезну, и никто этого не заметит».
«Удивительно пессимистическая философия! — заметил один из ладдакеев. — Разве вы не сделали ничего, чем могли бы гордиться?»
«Всю мою жизнь я лущил морскую траву. Один стебель мало отличается от других. Тем не менее, когда-то давным-давно на меня что-то нашло, и я вы́резал из дерева рыбу, точно изобразив все до последней подробности, даже чешую. Многие хвалили мою резьбу».
«И где же эта рыба теперь?»
«Упала в канал и уплыла с отливом. Недавно я начал выреза́ть еще одну рыбу — вон она валяется. Но у меня уже нет былого усердия, я так и не закончил».
«И теперь вы готовы умереть».
«Никто никогда, на самом деле, не готов умирать».
Другой ладдакей протиснулся вперед из задних рядов: «Правду говоря, мне стыдно, что мы занимаемся этими вещами. Вместо того, чтобы платить за смерть этого пожилого человека, давайте соберем деньги и поможем ему выжить. Разве это не человечно? Разве это не соответствует принципам нашей веры?»
Экскурсанты забормотали, обсуждая это предложение; одни соглашались, другие сомневались. Очень приземистый полный человек пожаловался: «Все это прекрасно и замечательно, но мы уже заплатили за зрелище — теперь эти деньги нам не вернут!»
Другой отозвался: «Кроме того, здесь тысячи стариков, оказавшихся в том же положении! Если мы спасем этого старикана и его недоделанную деревянную рыбу, его место займет другой. Что же, нам придется спасать другого? Тем более, что тот, наверное, умеет выреза́ть из дерева птиц? Это бесконечный процесс!»
Ведущий группы заявил: «Как вам известно, я — человек сердобольный и щедрый, старейшина Церкви. Но я вынужден выступить в защиту практического здравого смысла. Насколько я понимаю, заказанное зрелище не возбуждает извращенный интерес к судорогам агонии или чему-нибудь в этом роде, а демонстрирует здоровый катарсис, безбоязненный вызов смерти. Предложение брата Янкупа делает ему честь, но я предложил бы ему, по возвращении домой, проявить такое же великодушие по отношению к соседям, позволив им выпасать коз на своем лугу».
Речь старейшины вызвала облегченный смех. Ведущий повернулся к Файдеру: «Не желает ли ваша группа присоединиться к нам и полюбоваться на «Двоепузырие»? В таком случае стоимость спектакля, в расчете на каждого, окажется более приемлемой».
«Какова, в точности, эта стоимость?» — поинтересовался Арлес.
Файдер что-то подсчитал в уме: «Пять сольдо с человека. Таков установленный тариф». Раздались многочисленные возгласы протеста, но проводник поднял руку, выставив ладонь вперед: «Уменьшение тарифа, пропорциональное численности зрителей, не предусмотрено. На все есть твердая цена».
Издевательски рассмеявшись, Арлес произнес: «После такого финансового шока мне поистине потребуется катарсис. Я приму участие, черт с ними с деньгами!»
«Я тоже, — вызвался Клойд. — Как насчет тебя, Донси?»
«Не хочу ничего пропустить. Так и быть».
«И я с вами!» — заявил Кайпер.
«Отвратительно! — пробормотал Ютер Оффо. — Не хочу иметь ничего общего с этим зрелищем».
«Согласен», — кивнул Глоуэн.
Шугарт тоже отказался платить за представление; Джардин, после длительных колебаний, согласился «исключительно из любопытства», как он выразился. Керди сомневался дольше всех — на его легко краснеющем лице появлялось то одно, то другое выражение. Наконец, чувствуя пристальный взгляд Глоуэна, он проворчал с некоторым разочарованием: «Нет, это не для меня».
Пока Файдер собирал с участников зрелища по пять сольдо, Глоуэн заметил в каморке старика незаконченную фигурку рыбы. Он указал на нее: «Можно посмотреть?»
Старик молча передал ему поделку — кусок дерева сантиметров двадцать длиной. Голова и примерно половина покрытого чешуей тела рыбы были переданы с вниманием и точностью, необычными для столь неоднородного материала. Движимый внезапным порывом, Глоуэн спросил: «Вы ее мне не продадите?»
«Она ничего не сто́ит — даже не закончена. Когда я умру, ее все равно выбросят. Забирай ее бесплатно».
«Спасибо! — краем глаза Глоуэн заметил наблюдательный взгляд Файдера, ничего не упускавшего. — Как говорят, в Йиптоне ничто не бесплатно. Пожалуйста, примите эту монету в качестве платы за резьбу».
«Как хочешь, давай свою монету».
Глоуэн заплатил и получил деревянную полурыбину. Файдер отвернулся.
Ведущий группы ладдакеев провозгласил: «Зрелище начинается! Поднимайся, старик! Тебе придется дуть и качать изо всех сил, если ты хочешь дожить до ужина!»