«Это уж точно, Спанчетта не замышляет ничего хорошего», — подумал Глоуэн. Письма не содержали никаких ссылок на конкретные цели «розысков» Уэйнесс, но даже ее осторожные намеки могли заинтриговать особу с таким складом ума, как у Спанчетты.
Уэйнесс упомянула один раз о Хартии, но только в связи с почти не существующим Обществом натуралистов. По мнению Глоуэна, эта ссылка была вполне безопасна. Уэйнесс с огорчением отзывалась о разочаровании Пири Тамма в самой идее консервационизма. По его мнению, время этой концепции прошло — по меньшей мере на Кадуоле, где поколения натуралистов, вынужденных приспосабливаться к обстоятельствам из практических соображений, создали существующую теперь, полную неразрешимых противоречий ситуацию. «Дядюшка считает, что консервационисты на Кадуоле должны защищать Хартию своими силами, так как у нынешнего Общества натуралистов нет ни возможности, ни желания оказывать им содействие. Я слышала, как он заявил, что Заповедник по своей природе мог быть только переходным этапом в истории развития такого мира, как Кадуол. Я пыталась с ним спорить, указывая на то, что нет никаких предопределенных причин, по которым рационально мыслящее правительство, руководствующееся Хартией как основным законом, пользующимся всеобщим уважением, не могло бы поддерживать существование Заповедника вечно, и что сегодняшние проблемы возникли на Кадуоле, в конечном счете, в результате лени и жадности бывшего руководства, желавшего иметь под рукой обильный источник дешевой рабочей силы и поэтому позволившего йипам оставаться на атолле Лютвен в нарушение важнейших принципов Хартии. Нашему поколению приходится, наконец, расплачиваться за грехи предков и решать унаследованные от них проблемы. Решать — каким образом? Совершенно ясно, что йипов необходимо переселить с Кадуола на не менее пригодную для обитания или даже более благоустроенную планету — трудный, неприятный и дорогостоящий процесс, в настоящее время выходящий за рамки наших возможностей. Дядюшка Пири, однако, пропускает мои доводы мимо ушей, как будто мои вполне логичные доводы — лепет наивного младенца. Бедный дядюшка Пири! Как я хотела бы, чтобы он хоть немного развеселился! А больше всего я хотела бы, чтобы ты был здесь, со мной».
Глоуэн позвонил в Прибрежную усадьбу; на экране появилось лицо Эгона Тамма.
«Это Глоуэн Клатток. Я только что прочел письма Уэйнесс, отправленные с Земли. Спанчетта перехватывала их и прятала. Она не хотела мне их отдавать».
Эгон Тамм недоуменно покачал головой: «Невероятная женщина! Зачем ей это понадобилось?»
«Она презирает и ненавидит все, что связано со мной и с моим отцом».
«И тем не менее — такие поступки граничат с помешательством! С каждым днем становится все больше загадок. Уэйнесс приводит меня в замешательство, ее поведение не поддается пониманию. Она отказывается со мной откровенничать на том основании, что я, видите ли, не смогу с чистой совестью держать язык за зубами». Эгон Тамм испытующе взглянул на Глоуэна: «А как насчет тебя? Уверен, что тебе-то она хотя бы намекнула о своих намерениях!»
Глоуэн уклонился от прямого ответа: «У меня нет ни малейшего представления о том, где она находится и что она делает. От меня она не получала никаких писем — по вполне понятным причинам —и больше не хочет ничего писать, пока я не отвечу».
«В последнее время я тоже ничего от нее не слышал. В любом случае, она мне ничего не рассказывает. Тем не менее, у меня такое впечатление, что какое-то влияние, какая-то необходимость заставляют ее браться за дело, которое на самом деле ее пугает. Она слишком молода и неопытна, чтобы самостоятельно выбраться из серьезной переделки. Мне все это очень не нравится».
«У меня примерно такое же впечатление», — подавленно отозвался Глоуэн.
«Почему она секретничает?»
«По-видимому, она раздобыла какую-то информацию, широкое распространение которой могло бы нанести большой ущерб. Если бы я мог взять на себя такую смелость и предложить вам один совет...»
«Советуй сколько угодно! Я слушаю».
«Насколько я понимаю, лучше всего было бы, если бы никто из нас не обсуждал при посторонних то, чем сейчас занимается Уэйнесс».
«Любопытная идея. Не совсем для меня понятная. Тем не менее, я последую твоей рекомендации, хотя больше всего хотел бы знать, какая муха укусила мою дочь и заставила ее мчаться сломя голову к черту на рога! Невозможно отрицать, что у нас много проблем, но все они сосредоточены здесь, на Кадуоле».
Глоуэн чувствовал себя очень неудобно: «Очевидно, она руководствуется самыми серьезными соображениями».
«Несомненно! Может быть, в следующем письме она соблаговолит что-нибудь объяснить».
«И укажет свой адрес, я надеюсь. Кстати о письмах: Бодвин Вук, надо полагать, сообщил вам о завещании Флоресте?»