Заявления Симонетты заставили потерять дар слова даже смотрительницу Вержанс. Наступившим молчанием тут же воспользовался Джулиан. Он стал распространяться по поводу нового Кадуола и провозгласил, что в поистине демократическом мире убеждения каждого человека священны и неприкосновенны. Поэтому лично он, Джулиан Бохост, готов защищать эту концепцию до последнего вздоха — и так далее, и тому подобное. Симонетта стучала пальцами по столу и пропускала весь этот вздор мимо ушей. Нетрудно было догадаться, что она вот-вот взорвется, и что наша дипломатическая миссия закончится взаимными обвинениями и непоправимой ссорой. Поэтому я решил взять дело в свои руки, чтобы раз и навсегда внести ясность в наши взаимоотношения. Я указал на тот факт, что абсолютная демократия — каковую некоторые называют «нигилизмом» — равнозначна полному всеобщему хаосу. Кроме того, общеизвестно, что управление, доверенное коллективу — комитету, бюро или совету — лишь немногим менее хаотично, чем власть разнузданной толпы. Настоящий прогресс может быть достигнут только в том случае, если полномочиями власти будет облечен один решительный человек, чьи личные качества и суждения никто не подвергает сомнению. Я заявил, что, хотя и не испытываю безудержной жажды власти, сложившаяся критическая ситуация требует, чтобы я взял на себя эту огромную ответственность, со всеми проистекающими трудностями и последствиями. Я считал, что для нас всех настало время согласиться с этой программой и всецело посвятить себя ее осуществлению.
Некоторое время Симонетта молча сидела и смотрела на меня. Затем она спросила с подчеркнутой вежливостью: насколько я уверен в том, что лицом, облеченным полномочиями власти, должен быть именно мужчина?
Я ответил, что совершенно в этом убежден — таков, в конце концов, урок истории. Выполняя незаменимые функции и проявляя неподражаемые интуитивные способности, женщины вносят ценный вклад в общественное развитие. Но лишь мужчинам свойственно единственное в своем роде сочетание предусмотрительности, воли, настойчивости и способности вести за собой, необходимое руководителю.
«И какая же роль уготована смотрительнице Клайти Вержанс в вашем новом королевстве?» — спросила Симонетта.
Я понял, что выразился, пожалуй, слишком обобщенно и слегка увлекся, движимый самыми чистосердечными побуждениями. Я ответил, что «королевство» — термин, не вполне подобающий в данном случае, и что я, несомненно, испытываю глубочайшее уважение к достоинствам и способностям обеих присутствующих дам. Смотрительница Вержанс могла бы взять на себя руководство изящными искусствами и художественными ремеслами, а Симонетта, возможно, согласилась бы возглавить министерство образования — и та, и другая должность позволили бы им оказывать существенное влияние».
Чилке расхохотался: «Каткар, вы просто чудо!»
«Я не более чем изложил общепризнанные прописные истины».
«Вполне может быть, — покачал головой Чилке. — От прописных истин, однако, молоко киснет».
«Теперь я понимаю, что вел себя неосторожно. Я допускал, что и смотрительница Вержанс, и Симонетта Клатток — рационально, реалистично мыслящие личности, знакомые с фундаментальными принципами развития человеческой истории. Я ошибался».
«Да, вы ошиблись, — кивнул Чилке. — Что же случилось дальше?»
«Джулиан провозгласил, что, по его мнению, каждый из нас успел высказать свою точку зрения, и что теперь ему предстояло устранить некоторые расхождения, по-видимому поверхностные — ведь наша общая цель состояла в том, чтобы сбросить бесполезное бремя Хартии, а это само по себе не просто. Симонетта, казалось, не возражала, но предложила сделать перерыв и закусить. Мы вышли на террасу с видом на лагуну. Нам подали печеных мидий, рыбный паштет, хлеб из муки, смолотой из водорослей, и морскую капусту, а также вино, привезенное со станции Араминта. Надо полагать, я выпил больше, чем обычно — или мне в вино что-нибудь подсыпали. Так или иначе, у меня стали слипаться глаза, и я заснул.
Проснувшись, я обнаружил, что нахожусь в автолете. Я думал, что нас везли обратно в Строму, хотя не видел вокруг ни Клайти Вержанс, ни Джулиана. Полет, однако, занял гораздо больше времени, чем следовало, и закончился, к моему полному изумлению, на Шаттораке! Я возмущался, протестовал — но меня оттащили в яму и заперли под решеткой. Прошло два дня. Мне сказали, что я мог, по своему усмотрению, выполнять обязанности лагерного повара — или оставаться в яме. Само собой, я стал поваром. Вот, по существу, и все — больше рассказывать нечего».
«Где они прячут автолеты?»
Каткар поморщился: «Это не мои тайны. Я не хотел бы обсуждать такие вещи».
Шард спросил, спокойно и размеренно: «Вы разумный человек, не так ли?»
«Конечно! Разве это не очевидно?»
«В ближайшем будущем Шатторак подвергнется нападению всех вооруженных сил, какие мы сможем мобилизовать на станции. Если вы не предоставите нам точную и подробную информацию — и если по этой причине будет убит хотя бы один из наших служащих, вас объявят виновным в убийстве по умолчанию и казнят».