Лефон поднялся на ноги: «Похоже на то, что за пиво в конце концов придется платить мне. Уэйнесс, ваша фляга опустела — вы будете еще пить?»
Уэйнесс покачала головой: «Я засиделась, а завтра мне нужно вылететь из Киева как можно раньше. Не беспокойтесь, я сама найду дорогу к отелю».
У Лефона Задори отвисла челюсть, его черные брови высоко взвились: «А как же насчет сведений, которые вы хотели получить? И как быть с двадцатью сольдо?»
Уэйнесс заставила себя смотреть прямо в мрачноватые глаза куратора: «Я пыталась придумать какой-нибудь способ объясниться с вами, не прибегая к таким сильным выражениям, как «мошенник» или «прохвост». Еще несколько часов тому назад меня ничто не остановило бы, но сейчас мне все равно, меня одолевает чувство подавленности и опустошения. Сегодня я выболтала все, что знаю, разговаривая по телефону со своим дядей. Но человек по имени Джулиан Бохост нас подслушивал — и это может привести к трагическим последствиям».
«Теперь все понятно! Джулиан Бохост — мошенник и прохвост!»
«Без всякого сомнения! Но в данном случае эти эпитеты относились к вам».
Лефон пораженно отпрянул: «Это еще почему?»
«Потому что вы пытались продать мне втридорога информацию, которую можно получить за две минуты».
«Ха! Я мог бы и раньше догадаться, почему у вас такое настроение! Но факты остаются фактами, а домыслы — домыслами. За что вы скорее согласились бы заплатить — за достоверные данные или за туманные предположения?»
«Ни за то, ни за другое! Я уже нашла все, что искала».
Лефон казался больше озадаченным, нежели огорченным: «Меня удивляет, что вы так долго сдерживались, прежде чем выразить свое мнение».
«Зато использование одного из компьютерных экранов в вашем читальном зале не заняло много времени. Вы могли бы сделать то же самое, но вместо этого предпочли пускать мне пыль в глаза, притворяясь, что мою просьбу выполнить трудно — и все для того, чтобы выманить у меня двадцать жалких монет!»
Закрыв глаза, Лефон обеими руками натянул шляпу на лоб так, что не стало видно ни бровей, ни ушей. «Ай-ай-ай! — тихо сказал он. — Значит, я опозорился».
«И еще как!»
«Увы! У себя в квартире я приготовил скромный праздничный ужин — обжарил розовые лепестки в утином жире, стряхнул пыль с бутылки лучшего вина. И все для того, чтобы вас порадовать! А теперь вы не придете?»
«Не пришла бы, даже если бы вы откупорили десять бутылок лучшего вина. Теперь я совершенно не доверяю «степным волкам» и жуликоватым кураторам».
«Жаль! А вот и Таддей Скандер, мой преступный сообщник! Таддей, мы здесь! Ты получил требуемые сведения?»
«Получил — хотя они обошлись мне несколько дороже, чем ожидалось. Пришлось иметь дело с самим главным динозавром».
Уэйнесс рассмеялась: «Браво, Таддей! Вы появились на сцене как раз вовремя, ваши реплики хорошо продуманы, исполнение безупречно — и несчастная безмозглая девчонка, конечно же, заплатит столько, сколько вы попросите!»
Лефон повернулся к Уэйнесс: «Запишите найденные вами сведения на листке бумаги. Мы проверим, обманывает нас Таддей или нет. Теперь, насколько я понимаю, информация стоит двадцать два сольдо?»
«Двадцать четыре! — возмутился Таддей. — Окончательная цена, учитывая все затраты — двадцать четыре сольдо».
«И, надо полагать, эта дорогостоящая информация имеется в письменном виде?»
«Разумеется», — подтвердил Таддей.
«Выложи эти сведения на стол, но так, чтобы мы их не видели — лицевой стороной вниз. А теперь — ты кому-нибудь уже сообщал эти данные?»
«Конечно, нет. Мы же не встречались после полудня!»
«Правильно».
Уэйнесс наблюдала за происходящим, поджав губы: «Хотела бы я знать, что вы пытаетесь доказать?»
«Таддей и я — прохвосты и мошенники, не так ли? Тем более, что мы виновны во взяточничестве и в подкупе высокопоставленных должностных лиц. Я не отрицаю свою вину. Я хочу, чтобы Таддей раскололся и признал, что он еще более безнравственное и порочное чудовище».
«Предположим. Но сравнение ваших моральных качеств меня не интересует. А теперь попрошу меня извинить...»
«Не торопитесь! Я тоже хотел бы выложить на стол, лицевой стороной вниз, запись, содержащую информацию, которую мне подсказывают интуиция и память. Вот так! Сказано — сделано! Перед нами лежат три листа бумаги. А теперь нужен опытный арбитр, не посвященный в сущность нашего конфликта, и такой арбитр неподалеку. Ее зовут Наталинья Хармин, она — старший куратор нашего музея». Он указал на высокую женщину внушительной наружности с прической из золотистых кос, уложенных венцом на голове, зорко и строго взиравшую на окружающих.
«Госпожа Хармин! — позвал Лефон. — Будьте добры, подойдите к нам на минуту».
Наталинья Хармин обернулась; заметив призывные жесты Задори, она подошла: «Что тебе нужно, Лефон? И почему ты на меня уставился, как опереточный заговорщик?»
Лефон смутился: «Я всего лишь пытаюсь изобразить дружелюбное почтение».
«Замечательно! Я приняла во внимание твою попытку; теперь ты можешь вести себя по-человечески. Что тебе нужно?»