Эстебан понимающе кивнул: «Кто-то из ваших родственников похоронен на кладбище».
«Не припомню, чтобы у меня здесь были родственники».
Эстебан поднял брови, всем своим видом показывая, что не видит смысла в указаниях клиентки: «В нашем городке, в сущности, не на что смотреть — и тем более на улице Мадуро».
«Вы знаете, кто там живет?»
«Я знаю всех в Помбареалесе!» — гордо ответил Эстебан. Он уже повернул на улицу Мадуро, заасфальтированную очень давно, и с тех пор покрывшуюся многочисленными выбоинами. Лишь примерно половина участков по обеим сторонам улицы были застроены — промежутки между домами достигали не менее двадцати метров. На участках, окружавших дома, время от времени виднелись тщедушные кустики или искаженные постоянным ветром деревца, свидетельствовавшие о попытках зачаточного садоводства. Эстебан указал на жилище с заколоченными окнами, окруженное зарослями чертополоха: «Этот дом продается по дешевке».
«Он мрачновато выглядит».
«Не удивительно — в нем водится призрак Эдгара Самбастера, повесившегося в полночь, когда с гор дул холодный ветер».
«И с тех пор там никто не живет?»
Эстебан покачал головой: «Владельцы улетели на другую планету. Несколько лет тому назад некий профессор Соломон, уличенный в мошенничестве, пару недель прятался в этом доме — но с тех пор про него никто ничего не слышал».
«Гм. Кто-нибудь проверял — может быть, он тоже повесился?»
«Такая возможность рассматривалась, и полиция произвела обыск, но никого не нашла».
«Странно!»
Медленно двигающаяся машина поравнялась с другим домом, отличавшимся от других парой установленных перед входом статуй в натуральную величину. Статуи изображали нимф, благословляющих отсутствующего входящего.
«А здесь кто живет?»
«Здесь живет Эктор Лопес, кладбищенский садовник. Он перенес к себе эти скульптуры, когда производилась перепланировка могил».
«Любопытная идея».
«Как сказать. Некоторые считают, что Эктор Лопес слишком много о себе думает. А вы как считаете?»
«Не вижу в этих нимфах ничего, что позволило бы сделать подобный вывод. Может быть, соседи ему просто завидуют?»
«Может быть. А теперь перед вами жилище Леона Касинде, забойщика свиней. Он хорошо поет, как пьяный, так и трезвый — его нередко можно послушать в винном баре».
По мере того, как такси продвигалось по улице Мадуро, Эстебан разговорился не на шутку, и Уэйнесс узнала множество подробностей, относившихся к жизни и привычкам обитателей домов, встречавшихся по пути. Наконец они подъехали к вилле «Лукаста» — двухэтажному дому чуть побольше соседних, с крепкой оградой, окружавшей приусадебный участок, и табличкой «№ 31». С северной стороны, в самом солнечном и защищенном от ветра уголке, было устроено нечто вроде садика с геранями, гортензиями, ноготками, лимонной вербеной и потрепанным пучком бамбука. Рядом находились игровая площадка и различные предметы дешевой садовой мебели — стол со скамьей, несколько стульев, качели, большая песочница и большой деревянный ящик со всякой утварью. На этой площадке, сосредоточенно игнорируя друг друга, занимались своими делами мальчик лет двенадцати и девочка года на три младше.
Заметив любопытство пассажирки, Эстебан притормозил и многозначительно постучал пальцем по лбу: «У них не все дома — матери приходится очень тяжело».
«Могу себе представить! — отозвалась Уэйнесс. — Остановитесь здесь на минутку, пожалуйста». Она с интересом наблюдала за детьми. Девочка сидела за столом, складывая какую-то головоломку; мальчик стоял на коленях в песочнице, заканчивая сложное сооружение из песка, увлажненного водой из ведерка. Оба ребенка, тонкие и гибкие, но не истощенные, отличались непропорционально длинными руками и ногами. Их каштановые волосы были коротко подстрижены без всякой попытки следовать какой-либо моде — так, как если бы человеку, ухаживавшему за детьми, не было никакого дела до их внешности, да и вообще до внешности, как таковой. У детей были продолговатые худые лица с достаточно правильными чертами, серые глаза и бледная, чуть загоревшая кожа с едва уловимым розово-оранжевым оттенком. «Довольно милые дети, — подумала Уэйнесс, — хотя явно не местного происхождения». Лицо девочки казалось более оживленным, чем у мальчика, работавшего с замкнутым упорством. Дети ничего не говорили. Бросив безразличные взгляды на остановившееся такси, они больше не обращали внимания на машину.
«Гм! — сказала Уэйнесс. — Почему я не видела на этой улице никаких других детей?»
«Здесь нет никакой тайны, — ответил Эстебан. — Остальные дети в школе».
«Ах да, конечно. А эти почему не ходят в школу?»