Бардьюс был вынужден признать, что госпожа Оффо, несомненно, лучше представляла себе насущные потребности Заповедника, и что впредь он будет всецело руководствоваться ее рекомендациями.
На несколько минут воцарилась тишина — на всех действовал опьяняющий покой осеннего вечера. Эгон Тамм вздохнул и поднялся на ноги: «Худшее позади — отныне у нас нет врагов, кроме злополучных болванов в отделе бытового обслуживания».
«Боуэр Диффин, пожалуй, не заслуживает расстрела без суда и следствия, — заметил Глоуэн, проявляя непопулярную снисходительность к координатору жилищного строительства. — Тем не менее, он клянется, что не может прислать к нам экскаваторы раньше, чем через два месяца».
«Расстреливать его бесполезно, — пожала плечами Ларика Фергюс. — А вот выпороть его хорошенько не помешало бы».
Ютер Оффо, которому сулили место профессора исторической философии в Лицее, торжественно заявил: «История Кадуола завершилась! Прошлое миновало и уже становится нереальным. Наступает эпоха, свободная от социальных потрясений и конфликтов. Осталось возмущаться мелкими неприятностями и перемывать косточки соседям».
«С меня довольно потрясений, — насмешливо отозвалась Ларика Фергюс. — В спокойном, размеренном существовании есть свои достоинства».
Ютер нахмурился, глядя в небо: «Мало-помалу спокойное, размеренное существование превращается в апатию, в летаргическое безразличие, в свою очередь сменяющееся ленью, нерадивостью и коррупцией. Откуда возьмутся благородство, честность, трудолюбие, предусмотрительность? Добродетели не растут, как сорняки. Разве можно жить без романтики? Без выдающихся достижений? Без приключений, славы, героизма?»
«Я уже не в том возрасте, — вздохнула госпожа Фергюс. — Вчера вечером я упала и ушибла колено».
«О чем вы говорите? — недовольно вмешалась Лэйми Оффо. — Только что случились две невероятные трагедии. Жаловаться на синяки сегодня, когда мы не можем даже похоронить всех погибших, по-моему, некрасиво».
Бывший смотритель Боллиндер задумчиво дергал свою пиратскую бороду: «Кошмарные события, согласен — но, может быть, они послужат чем-то вроде оздоровительного катарсиса. Было бы неплохо, если бы наши потомки чему-то научились на нашем опыте».
«Я твой потомок! — заявила отцу Сунджи Боллиндер. — Чему, по твоему, я должна научиться?»
«Человек должен быть человеком, а не свиньей! Человек должен выполнять обещания, заслуживать доверия и жить так, чтобы не стыдиться своего прошлого. К черту извращенную философию! К дьяволу идеологические миазмы и экзотические культы!»
«Почему ты не сказал мне раньше? — поразилась Сунджи. — Звездолет улетел, я безвозвратно испорчена».
Алджин Боллиндер печально покачал головой: «Хотел бы я знать, чему ты будешь учить своих детей».
«Сунджи — себе на уме, — заметила Аликс-Мари. — Вот увидите, она еще будет прятать от своих отпрысков их ботинки, чтобы они не вылезали из окна по ночам и не занимались всякими безобразиями».
Сунджи томно вытянула ноги, положив одну на другую: «Вопреки устоявшемуся мнению, у меня нет привычки молчать в тряпочку. Но никто не интересуется моими наблюдениями, потому что, как только я открываю рот, имеет место очередное постыдное разоблачение. В данный момент вынуждена признаться, что мир стал скучнее без Клайти Вержанс. Жаль, что старая бодливая корова так плохо кончила».
Лэйми Оффо чопорно улыбнулась: «У нас все еще есть Бодвин Вук и его неподражаемые выходки. Наслаждайтесь ими, пока он не покинул этот мир! Когда еще природа умудрится породить такого самовлюбленного нахала?»
Бодвин Вук встрепенулся, выпрямился и ударил кулаком по столу: «Ваши слова возымели каталитическое действие! Можете считать, что я сложил с себя полномочия суперинтенданта бюро расследований — сей момент! Мое решение бесповоротно! Отныне, оскорбляя меня, помните, что вы оскорбляете свободного, независимого человека — трепещите!»
Это заявление вызвало хор возбужденных восклицаний: «Не может быть! Без Бодвина охрана правопорядка станет пустым звуком! Кто будет наводить ужас на преступников? Кто будет поправлять галстуки констеблям?»
«И потребуется преемник, достойный занять знаменитое кресло суперинтенданта! — прибавила Уэйнесс. — Я выдвигаю кандидатуру Руфо Каткара!»
«Бодвин шутит, — успокоительно сказала Кора Тамм. — Он просто хочет нас расшевелить, мы что-то загрустили».
«Не верьте ни одному слову этого старого мошенника! — проворчала Лэйми Оффо, вечно устраивавшая перепалки с Бодвином на собраниях общества садоводов. — Он умеет, как никто другой, внушать несбыточные надежды».
Бодвин Вук взревел: «Даже когда я пытаюсь тихо уйти в ночь забвения и безвестности, не хлопая дверью и не нарушая беспробудный сон разума, одолевающий обывателей, меня обвиняют во всех смертных грехах!»
Эгон Тамм повернулся к Бардьюсу: «Кстати, а где Флиц? Ее пригласили, а она не пришла. Юстеса Чилке тоже нет».