Хроники Каторги: Цой жив (СИ)

Неотесанный мальчуган, выскочивший из кабины грузовика, служившей своеобразной будкой, в приветливой улыбке свойственной лишь детям, отсалютовал прибывшим. Увидев Зою, идущую с кошачьей грацией, прыткий паренек поспешил выше, к хлипким дощечкам, навешанным на железный каркас, приваренный к кабине. Напротив ее имени, намалеванного белой краской, навесил тонкие железные листы размером не больше ладони. Зоя тщеславно улыбнулась числу семьдесят восемь напротив своего имени. Имена Маг, Ара и Пак, написанные под ее именем, имели числа скромнее, - не превышали пятидесяти. Мальчик сдавил пневматическую пластинку, заставив увесистый клаксон разродиться завывающим звуком. Каторжники Каземат, возившиеся над багги без передних колес, и другие, занимавшиеся далеким от понимания Анны ремеслом, вмиг оторвались от дел и аплодировали, сотрясая воздух радостным ором, восхваляя возвращение группы.

На несколько метров от ворот в шесть ровных рядов тянулись уложенные мешки с песком, большие резиновые баллоны, давно стершиеся и прохудившиеся в некоторых местах, а там, где заканчивались укрепления, положив руки на широкий ремень, прикрытый исхудавшим пиратским сюртуком, нежась в дневном свете, стоял невысокий дебелый мужчина преклонного возраста. Он встретил прибывших широченной самодовольной улыбкой, в которой не доставало пары зубов; верхнего и нижнего. Морщины лица изогнулись причудливыми изгибами. Гладковыбритая голова в свете яркого солнца лучилась белым блеском, и тяжелые густые брови - единственная растительность на хитро прищуренном, изборожденном морщинами лице, - из-под падающей тени которых радостным блеском глядела пара озорливых, глубоко посаженных глаз.

- Цой, Цой, мой дорогой! - начал он, словно кошку, поглаживая черный в белый горошек нашейный платок. - Я говорил, будет день, и ты вернешься.

Цой не изменил себе ни на секунду, - молчал.

- Непроизносимый, - встряла Зоя, сжимая в руке бинокуляр. Домовой, похоже, узнал вещицу и насупил брови. - Нашла у него, - ненавистно продолжила искательница. - Я требую Яму и первое правило Каторги. Оставить вещи Цоя себе, - указала на Лялю-Олю, что держала в ножнах и стукнула ладонью в плечо, по накидке из бесьей шкуры. - Рюкзак и содержимое справедливо разделят Мук, Феня и Вас. И хотя Цой еще жив, Непроизносимый развел руками, не в силах отказать ее просьбе, чем заслужил одобрительный кивок. Зоя собралась уходить, но человек в пиратской одежке не позволил. Не отпустил и трех собирателей, утомленных весом сумок. Они так и норовили сдать найденное добро на склад и открыть для себя прелести того, что Цой хранил в ранце.

- Вижу, наш первый и единственный беглец не один, - приторно улыбаясь, протянул Непроизносимый, заглядывая за Цоя. Голос звучал неприятно, как железом по стеклу. - Подойди, не боись, - фальшивой лаской позвал Анну, будто приманивал дитя конфеткой. - Чудная одежда, у нас такой давно не делают, - отметил безошибочно и с явным сожалением. Цой понял к чему идет разговор, но сохранял молчание и только Непроизносимый успел открыть рот, как его едва начавшуюся речь затмил звонкий голос:

- Цой? Бес меня задери! А тебя каким компасом привело?

- Лис, - в приветствии кивнул искатель, и подобие улыбки незаметно упало на черствое лицо.

Позабыв о небольшой тележке, груженной темными сферами, чем-то напоминавшие Анне шары для боулинга, Лис направился к прибывшим легко и играючи, а приметив спутницу, стоявшую позади искателя, шаг обернулся припрыжкой. Худощавый паренек неполных тридцати, нахально улыбчив, одетый в полинявшую розовую майку, поверх которой красовался красный ментик, скрепленный на груди шнурками между шестью пуговицами-клыками. Потертые штаны Лиса должны были вот-вот прохудиться. Правая нога, обутая в расшнурованный коричневый ботинок, контрастировала с испачканной белой кроссовкой, плотно затянутой на левой. На голове, выгоревшей и облупившейся от жары кожей, блистала пилотная шапка, украшенная самолетными очками. Грязноватый, будто вылез из пыльной ямы, весь, за исключением огненно-рыжей косматой бородки, сквозившей выцветшими на солнце волосиками, обрамляющей впалые щеки и прямоугольный подбородок. Бороду, как показалось Анне, он любил особенно сильно, - единственная ухоженная часть во всей нетесаной наружности.

- Милаха какая, Цой! - в молитвенном восхищении сложив руки, объявил Лис, игриво поглядывая на Анну. - Где отыскал такую мордаху? - вопрошал стоя возле нее. Бережно взял за ручку и стал обходить кругом, увлекая за собой в ему одному известный танец; девушка, сама не понимая как, безвольно покорилась шарму. Анна встречала таких, как Лис, - одной харизмой асфальт стелить можно; и неряшливой одежде не под силу затмить лучащееся обаяние.

Остановился, театрально запрокинул голову и, изогнув брови, одарил девушку нарочно неважно чувственным взглядом. Втянул носом воздух, будто вдохнул запах неуловимой свободы и проникновенно спросил:

- Как зовут тебя, небесное чудо?