Хроники Хазарского каганата

Нина часто думала о том, как же она относится к своему Гур-Арье. Как любой девушке, ей льстило, что в нее был влюблен такой видный парень. А майор был видным, когда раньше он приходил к ней в больницу, сестры отчаянно кокетничали с ним, строили глазки и всячески демонстрировали расположение к красавцу-десантнику. А он видел только одну Нину, вот же как зла бывает любовь! Потому-то многие не одобряли ее связь с Зауром. Но ведь и Заура она не любила! Ну, так что теперь, раз она никого из них не любила, так не могла и принимать любовь других? Да пошли они все! Ей было с ними обоими хорошо. По-разному, но с обоими. И вот теперь один из них благородно умер, а второй беспомощно лежит и будет неимоверной подлостью бросить его в такой ситуации. Но это означает, что она заживо себя хоронит. В свои двадцать с хвостиком, когда другие девчонки только-только начинают любить по-настоящему.

Выхода не было.

Поэтому она снова начала потихоньку пить. Тем более, что майор уже ничего не мог ей запретить. В процедурную перекочевала бутылка коньяка и хороший виски, подаренный благодарным пациентом. Нина знала, что так она долго не протянет, но и без алкоголя она «тянуть» больше не могла.

Впрочем, через какое-то время перестал помогать и коньяк. Она стала невозможной, сама себя боялась, так резко стала реагировать на окружающих, и иглы, которые раньше легко входили в чужие вены, теперь ковырялись в телах пациентов, отчего те удивленно смотрели на враз подурневшую медсестру.

Все было плохо.

Говорят, опиаты излечивают от дурных мыслей, приносят спокойствие и собирают разодранные на куски души. Она, как всякий медик, знала о наркотиках немного больше обычного обывателя, знала, как они могут, залечивая одно, погубить все остальное, но соблазн был велик, и она все чаще посматривала на сейф с кодовым замком, в котором хранился вожделенный морфин.

И не решалась.

Долго не решалась.

Пока в один день не задержалась на работе, не смогла смотаться домой переодеться, значит, на следующий день она выйдет на две смены подряд в том же белье — а этого она не выносила, чувствовала себя грязной, отвратительно нечистоплотной. И Гур-Арье был как-то по-особому молчалив в тот день, почти не реагировал на ее приход, не моргал, лежал с каменным лицом, и было непонятно, то ли думал о чем-то, то ли просто впал в ступор. Так как-то все сложилось в тот день, что она решила плюнуть на все, на все эти условности. Надо попробовать, может, и в самом деле поможет выжимка из маковых зерен.

Она решительно набрала код, замок пикнул, дверь щелкнула и приоткрылась. На полке стояло несколько коробок с морфином. Нина постояла, подумала, потом разорвала упаковку с шприцом, решительно вскрыла ампулу… И тут ей в голову пришла одна очень простая мысль. Настолько простая, что она поразилась, как же она ей раньше-то не приходила. Разве себе надо вкалывать? Ее это только разрушит, уничтожит, превратит в отвратительное зависимое существо, она это знала, она таких видела, это было страшно. Но если набрать в шприц чуть-чуть побольше… И вколоть Гурочке. Ему станет сладко-сладко, и он тихо заснет, чтобы больше не проснуться. Смерть от морфина — самая нежная, приносящая не боль и страдания, а только покой.