Бежали почти целый квартал, вдоль тех же низких трехэтажных домов, от которых и уехали. Пейзаж вокруг практически не поменялся, это был всё тот же район. От этого Саше казалось, что они никуда и не уезжали. Что даже трамвая не было.
Но вот Ирек замедлился. Подбежал к автобусной остановке, тяжело ступая, влез в тень. Упал на скамейку.
Подбежал Саша. Не в силах стоять, уперся рукой в закрытый ларек.
Нужно было понять. Хоть что—то понять.
– Почему ты убежал?
– Не знаю. Испугался. – в голосе Ирека звучал неподдельный страх.
– Чего ты испугался?? – от отчаяния Саша хотел плакать.
– Что он отнимет все деньги.
– Какой же ты… – не договорив, Саша опустился рядом с Иреком на скамейку.
Дурак! Дурак! Идиот! Жирный тупой идиот! Саша почувствовал, как в горле встали слезы. Вконец обессилев, он опустил голову на колени. Нужно было понять, что делать дальше.
Пока пароход не ушёл, не всё было потеряно. Можно вызвать такси. Для этого нужен телефон с общегородской симкартой. Стучать во все окна, двери, искать добрую душу, которая согласится позвонить и вызвать им машину… а она уж домчит до порта, быстро и с ветерком!
Пикнул телефон у Саши. Объединённый в общую сеть, работая от солнечных батарей на верхушках сосен в Лесу, он позволял бездомным и ворам переговариваться, не тратя на это ни копейки.
С него нельзя позвонить по Городскому номеру. Нельзя вызвать такси… Но можно предупредить Стаю о патруле или засаде полицейских – если умудрился заметить её и не нарваться.
Пикнул телефон…
Саша на автомате достал маленький черный аппарат, открыл новое сообщение и охнул.
Перед глазами опять встала та же картина. Двор. Трава. Лопата. Гарг.
Но этого же не может быть…
“Щенок гавкает – нелепо тявкает. Гиена ахнет – головы щенка не станет. Куда это вы намылились, щенки? Уж не в морской ли порт, щемиться на парохода борт? Бежать от дядюшки Гарга? Что это вы? Хорошей жизни решили на двоих хлебнуть? Ну ничего, эта болезнь очень быстро лечится… У нас и доктора отменные есть. Хирурги!”
Глава 4. Кант и Ёжик
Кодекс Хранителей, пункт 9.
– Думай. Думай. Думай-думай-думай! – Ёжик хлопнул себя по лбу.
Он уже минут 5 ходил взад-вперёд.
Кант же спокойно сидел на скамье, словно отдыхая.
– Ты то что сидишь? – уже в который раз обратился к нему Ёжик. – А? Наставник! У твоего ученика сперли Тоум-Ра! О чём это говорит?
Вместо ответа Кант коснулся пальцем совы на груди и сделал странный жест – словно дважды щёлкнул пальцами, одновременно почесав птице клюв.
Глаза совы опять загорелись глубоким, синим светом.
– Ты знаешь, как работает Тоум-Ра? – спросил он Ёжика.
Так уже сто раз было. Там, где нужно было что-то делать – Кант вставал и начинал рассуждать, рассказывать, объяснять. Как бы Ёжику, но больше самому себе.
Правда, после этого всё частенько разрешалось. На удивление быстро и изящно.
Ёжик уже знал, что делать в такие моменты – ничего. Слушать наставника, впитывать информацию и дать всему идти своим чередом.
Только сейчас это было сложнее, чем раньше.
– Неисповедим Тоум-Ра. – повторил Кант прописную истину из Кодекса. – Наша работа – работа Хранителей – полностью основана на их энергии. При этом все исследования прямо гласят: никакой энергией Тоум-Ра не обладает. Но известны случаи, когда Хранители совершали при их помощи удивительные подвиги.
– Например? – услышав монотонный бубнеж наставника, Ёжик смог успокоиться, сесть на скамейку и с удобством раскинуть руки на спинку.
Кант же, напротив, теперь стоял и ходил взад-вперёд, словно читая лекцию аудитории.
– Совсем недавно один Хранитель смог расколоть надвое планету – после того, как на него открыла охоту целая цивилизация. Примерно век назад один Хранитель сумел заново зажечь звезду, которая уже совсем почти погасла. Кстати, он это сделал ради любимой – во время инспекции планеты на орбите той звезды, он встретил женщину, которую полюбил.
– А Вердикт? – недоверчиво спросил Ёжик. – Он же не смог взять её с собой, а та женщина так и так бы погибла со своей планетой.
– Вердикт оказался положительным, планете дали жить.
Кант вдруг замер. Ёжик навострил уши.
Даже деревья в парке словно замерли, не решаясь шевельнуть ни одним листком. Солнце – и то закатилось в облако, приглушив жару и свет.
И только глаза совы на шее Канта всё так же светились глубоким приятным синим.