Лишь она воспринимала его не как тень и не делала его на «до» и «после».
«До» – сильный воин, с чьим мнением считаются, настоящий Учиха. Спаринги с братом, смех брата, кипящая вокруг жизнь клана.
«После» – призрак прошлого, перешёптывания за спиной, из-за которых Изуне избегал многих, с кем воевал бок о бок. Изуна-обуза, Изуна – слепой котёнок, безглазый не-Учиха. Непонимание и жалость со всех сторон, и обращающийся всё же с осторожностью Мадара. Брат словно стал любить его сильнее, но говорил меньше, как будто не хотел напоминать о радостях мира света и человеческих лиц. Часто они просто сидели вдвоём и молчали, и Изуну устраивало бы это – ведь всё меняется, если бы только от Мадары физически не источал вокруг себя чувство вины и не держался бы на расстоянии, боясь «перепачканными в твоей крови» руками его трогать.
Изуна не был уверен, что сможет с этим справиться.
Один так точно.
Только Шио не изменила отношения к нему: как познакомилась со старым Изуной-воином, так и приняла Изуну тихого и безобидного.
Друзья есть друзья, верно?
- Ты мог бы общаться с Тобирамой, – тихо и не без опаски сказала Шио. Изуна «до» взбеленился бы, но теперь он отчётливо видел ход её мыслей.
И всё же ответил Учиха не сразу.
- С ним трудно, – многозначно заключил он.
- Знаю.
- И он ненавидит Учиха. Всё ещё. Хотя понять могу.
- Но не тебя, – озвучила Ёко очевидную обоим вещь. – Ты не пытаешься ткнуть его кунаем в живот, он этого не понимает.
- Я и сам не до конца понимаю… – Изуна прикинул возможности и свои желания; всё, что угодно, лишь бы не оставаться в плену шепотков и давления не своей вины. – Думаешь, шанс есть?
- У него не получается тебя ненавидеть. Остальных он ненавидит за то, что они убили его родню, а ты не ненавидишь его за то, что он убил тебя.
Учиха тихо хмыкнул.
- Брат взбесится, – заметил он.
- Не сомневаюсь.
Шио качнулась вперёд из сосновой тени. Лето скоро кончится, её пребывание здесь – тоже, так что стоило ловить тёплые лучи солнца страны Огня. До вечера было ещё далеко, по небу лениво и безмятежно плыли пушистые облака.
На фоне одного из них мелькнула золотая искра. Ёко подумала, что ей померещилась, но искра появилась снова – уже ниже – и не исчезла, а слетала всё ниже к Конохе примерно в направлении её жилища. Зрение кицунэ не было так остро, как обоняние и слух, но огненное золото этой птицы она не могла не узнать.
- Там птица. Снижается. Это не ваша…
«Уж точно не людская»
- Пора бежать? – понимающе.
- Прости, увидимся ещё.
Сожалея о быстром и смятом прощании с Изуной, девушка со всех ног бросилась домой.
Лисица влетела домой, едва не вышибив незапертую дверь; Курама предусмотрел, что ворвётся она именно так, и запирать не стал. Мужчина сидел на кухне, вчитывался в письмо. Недовольный слабым пламенем золотой феникс грелся в пламени зажжённой конфорки, и по его длинным перьям вспыхивали бледно-голубые огоньки.
- Это письмо с таймером на уничтожение, я сначала вскрыл, потом подумал, – скороговоркой выпалил брат. – Обогрей его.
Шио на рефлексах зажгла на обеих руках по яркому огненному лепестку, сложила их лодочкой и, вкладывая больше чакры, чтобы огонь стал жарче, протянула ладони фениксу. Ощутив источник тепла и огня, из которого состояло всё его существо, феникс перепорхнул к ней на руки и распушил хвост. Золотые перья быстро вспыхнули, и он устало повёл крыльями и, переступив с ноги на ногу и царапнув кожу Ёко когтями, устроился удобней.
- Покорми его, – напомнил Курама, лихорадочно переписывающий содержимое письма на, кажется, салфетку.
Руки были заняты, а сгонять выдохшегося после дороги феникса Шио не стала б в любом случае. Припомнив, что в холодильнике были остатки фарша, девушка извернулась и смогла подцепить дверцу ногой. Феникс деликатно отодвинулся от холода; переносил с лёгкостью и не такие морозы, но не любил всё же.
Мясо пришлось ему по вкусу. Пока он ел с знакомых рук, кицунэ осторожно провела пальцем по его голове. Последний прирученный феникс единственный мог пролететь через море всего лишь за несколько дней и при этом ни разу не остановиться. Крылья его были сильны и сияли, как если бы солнце одарило его частью себя.
Письмо распалось в пепел прямо в руках старшего Ёко, когда он заканчивал переписывать последние слова. Шумно выдохнув, мужчина поднялся и кивком головы поманил сестру на улицу, чтобы разжечь для феникса костёр – ему нужен был отдых перед началом пути домой. Без лишних церемоний лис выломал несколько досок из забора, бросил их на вытоптанное от травы место и поджёг. Шио цокнула языком, погасила пламя в руках. Феникс лениво спланировал прямо в костёр и свернулся там, как в гнезде.
Курама с сестрой устроились на узенькой веранде: он сел с краю, она легла, вытянув ноги за его спиной. Младшая Ёко дала брату прочитать самому и после ей пересказать содержимое.
- Что-то важное? – через некоторое время спросила она. Хотя это очевидно – неважное с фениксом не отравляют.
И не ставят печать самоуничтожения при вскрытии.
- Да, – мрачно. – Граница.