Хроники Кловиса

— Что ты держишь в запертой клетке? — спросила она. — Мне кажется, это морские свинки. Я хочу, чтобы всех их убрали.

Конрадин плотно сжал губы, но Женщина до тех пор обыскивала его спальню, пока не нашла заботливо припрятанный ключ, и немедленно замаршировала к сараю, чтобы завершить свое открытие. Стоял холодный день, и Конрадину было приказано оставаться дома. Только из дальнего окна столовой можно было разглядеть дверь в сарай и именно там устроился Конрадин. Он увидел, как Женщина вошла, а потом вообразил, как она открывает дверь в священную клетку и всматривается близорукими глазами в густую соломенную постель, где прячется его Бог. Наверное, со своей бестактной нетерпеливостью она тыкает солому. И Конрадин в последний раз страстно выдохнул свою мольбу. Но еще молясь, он понял, что не верит. Он знал, что Женщина сейчас вернется с кривой улыбкой, которую он так ненавидел на ее лице, и что через час-другой садовник унесет его чудесного Бога, не Бога больше, а просто коричневого хорька в клетке. И он знал, что Женщина всегда одержит триумф, как одерживает триумф сейчас, и что он будет расти еще более болезненным от ее пестования, доминирования и превосходящей мудрости, пока в один прекрасный день с ним больше уже ничего не будет происходить и доктор окажется прав. И от жгучей боли и унижения собственного поражения он начал громко и вызывающе петь гимн своему грозному идолу:

Средни Ваштар идет вперед.
Его мысли красны, его зубы белы.
Враги призывают к миру.
Но он несет им смерть.
Средни Ваштар Великолепный.

А потом он вдруг прекратил свое пение и ближе приникнул к оконной раме. Дверь в сарай все стояла нараспашку, как была оставлена, и медленно текли минуты. Это были долгие минуты, но тем не менее они текли. Он следил, как скворцы бегали и летали небольшими группами по лужайке; он снова и снова пересчитывал их, одним глазом всегда оставаясь на колеблющейся двери. Горничная с кислым лицом пришла накрыть стол к чаю, а Конрадин все стоял, ждал и следил. Надежда по миллиметрам поднималась в его сердце и теперь победный взгляд начал поблескивать в его глазах, которые до сих пор знали только печальное терпение поражения. Почти не дыша, с тайным ликованием, он снова начал пэон победы и опустошения. И наконец, его глаза были вознаграждены: из двери выскользнул длинный низкий желто-коричневый зверь с глазами, помаргивающими в слабеющем дневном свете, и темными влажными пятнами на шерсти вокруг челюстей и на шее. Конрадин Упал на колени. Громадный хорек проложил путь к небольшому ручью у подножия сада, полакал секунду, потом пересек маленький дощатый мостик и исчез из вида в кустах. Таким был уход Средни Ваштара.

— Чай готов, — сказала горничная с кислым лицом, — где же госпожа?

— Oна недавно пошла в сарай, — ответил Конрадин.

И когда девушка пошла звать госпожу к чаю, Конрадин выудил из ящика буфета вилку для тостов и начал самостоятельно поджаривать тост из кусочка хлеба. И во время его поджаривания, намазывания толстым слоем масла и медленным удовольствием поедания Конрадин прислушивался к шумам и к тишине, которые короткими спазмами ниспадала за дверью столовой. Громкий глуповатый визг девушки, ответный хор удивленный восклицаний из области кухни, нестройные звуки шагов и торопливые призывы о помощи снаружи, а потом, после некоторого затишья, испуганные всхлипывания и неровная поступь тех, кто нес в дом тяжелый груз.

— Скажите кто-нибудь бедному ребенку! Ради бога, я не могу! - воскликнул хриплый голос. И пока они обсуждали между собой этот вопрос, Конрадин приготовил себе еще один тост.

История святого Веспалуса

— Расскажите мне историю, — сказала баронесса, безнадежно уставясь на дождь — легкая, извиняющаяся разновидность дождя, которая выглядит, словно хочет кончиться каждую минуту, а продолжается большую часть дня.

— Какого рода историю? — спросил Кловис, дав своему крокетному молотку прощальный пинок в отставку.

— Достаточно правдивую, чтобы быть интересной, и не достаточно правдивую, чтобы быть скучной, — сказала баронесса.

Кловис переложил несколько диванных подушек к своему удобству и удовлетворению; он знал, что баронесса любит, когда ее гостям удобно, и подумал, что будет правильным с уважением отнестись к ее желаниям в данном случае.

— Я когда-нибудь рассказывал вам историю святого Веспалуса? — спросил он.

— Вы рассказывали истории о великих герцогах, укротителях львов, вдовах финансистов и о почтальоне из Герцеговины, — сказала баронесса, — об итальянском жокее, о неопытной гувернантке, которая поехала в Варшаву, несколько историй о вашей матери, но, конечно, ничего и никогда ни о каком святом.