Хроники лечебницы

«…рэйвен, твой паршивый препод просит тебя сыграть сцену из его трехактной пьесы про драконьи зубы…»

Она проигнорировала голос у себя в голове и произнесла вслух то, что запомнила:

– Я поняла, что это какие-то образы и отсылки из ваших лекций, но мне они мало о чем говорят.

– Это пророчества, они только для моих товарищей из 17N и МЕК.

«…какие еще, нафиг, 17 эн и мек?..»

Назойливый голосок у нее в голове не дал ей расслышать, что еще сказал Тедеску, но он вдруг метнулся к ней с кресла и, вцепившись в горло обеими руками, стал душить.

– Ты не можешь жить, сука.

Она пыталась вырваться, но тщетно. Его пальцы все крепче сжимали ей шею.

Штора отодвинулась, и ворвалась Сойер. Она ударила Тедеску по лицу, и он ослабил хватку. После второго удара он отключился.

– Боже, вы вовремя. Он пытался убить меня.

Фэй проверила его пульс и позвала проходившего мимо санитара.

– Этот пациент потерял сознание. Когда очнется, держать в изоляторе. Абсолютно никаких посещений.

Когда они вышли из лазарета, медсестра спросила:

– Рэйвен, что ты ему говоришь, чтобы он напал на тебя?

Рэйвен была готова произнести три катрена, но вспомнила слова Тедеску о том, что они только для 17N и МЕК.

– Ничего. Он просто психанул.

Сойер вывернула ей запястье и сказала:

– Я слышала что-то про 17 ноября и Моджахедин-э халк.

– Моджа-дино-как?

– Говори, или я пишу в твой журнал, у тебя галлюцинация, и ты говоришь с твоя мертвая сестра. Отец тебя запереть опять.

Рэйвен вырвалась.

– Пиши, блин, что хочешь.

– Что здесь происходит?

Девушка замерла, услышав голос отца.

– Она спасла мне жизнь. Мистер Тедеску собирался убить меня. Но теперь она говорит, что напишет, что я все еще сумасшедшая.

Он повернулся к медсестре.

– Я разберусь. Вы можете вернуться на сестринский пост в военном отделении.

Сойер замялась и ушла с недовольным видом.

– Ты в порядке, Рэйвен?

– Перед тем как мистер Тедеску напал на меня, он спросил, помню ли я что-то из того, что прочитала в бумагах у него в кабинете. Я думала, это заметки для пьесы. Но он сказал, это его пророчества, и потребовал, чтобы я произнесла их. А после этого сказал, что должен меня убить, потому что планы операции «Зубы дракона» могут знать только его товарищи из 17N и МЕК.

Отец схватил ее за руку.

– Быстро идем со мной!

– О чем он говорил, пап? Что еще за МЕК?

Отец ворвался с ней в свой кабинет и запер дверь.

– Некогда объяснять, Рэйвен.

– Он заставил меня произнести эти три станса, чтобы увидеть, помню ли я их. Там было так…

– Не говори мне, Рэйвен.

– Почему?

– Если меня поймают и станут допрашивать, я могу не выдержать пыток.

– Ты меня пугаешь.

– Извини, но придется действовать быстро. Тысячи жизней могут быть под угрозой. Слушай мой голос. Ты уже слышала, как я даю тебе эту команду: «Рэйвен, насест^[2]».

«…он тебя гипнотизирует, рэйвен-ворон, не слушай…»

Она услышала опасливый голос сестры, но глаза закрылись сами собой.

– Повторяй мою команду, Рэйвен.

Она прошептала:

– Рэйвен, насест.

И обмякла. Она почувствовала его руку у себя на лбу.

– Рэйвен, ты сейчас заснешь, как засыпала уже много раз. Глубоким сном. Ты видишь плакучие ивы. Слышишь сладкий запах роз в саду. Чувствуешь, как ветер гладит тебя по лицу. Смотришь на желтых и оранжевых бабочек. Игнорируй внутренний голос близняшки, завидующей, что это ты родилась живой. А теперь спи. Глубоким сном, пока я не скажу тебе проснуться.

«…осторожно, рэйвен-ворон, раньше он всегда объяснял, почему гипнотизирует тебя, не поддавайся…»

Слишком поздно. Она уже была в саду, лежала на траве. Голос отца отдавался эхом в тишине.

– Ты не будешь помнить пророчества Ясона Тедеску. Они останутся скрытыми в твоем подсознании, оберегаемые твоим страхом огня и страхом высоты твоей сестры. Только когда ты услышишь «17N побеждены, МЕК побеждены», сможешь вспомнить пророчества и рассказать их ЦРУ или ФБР. А теперь повтори слова о 17N и МЕК, которые разблокируют пророчества.

– 17N побеждены, МЕК побеждены.

– Я сосчитаю до пяти и скажу: «Рэйвен, лети». И ты проснешься. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Рэйвен, лети.

Она открыла глаза.

– Рэйвен, что ты помнишь?

– Я одеваюсь после того, как медсестра Сойер расчесала мне волосы.

– Отлично. А теперь идем со мной в общую комнату и раздадим солдатам печенья и сок.

Не в силах унять дрожь, она вышла с ним из его кабинета.

– Помни, Рэйвен, это хорошая терапия – для них и для тебя, – чтобы раненые американские и греческие солдаты делились ужасами, пережитыми на войне.

Он мягко подтолкнул ее в общую комнату.

– Только не флиртуй.

Девушка остановилась в дверях. Мужчины – некоторые с ногами и руками в гипсе – поворачивались к ней в креслах-каталках и улыбались. Другие, игравшие в домино, поднимали взгляды на нее и приветствовали ее.

Она увидела сестринский пост за стеклянной перегородкой и бдительную сестру Сойер.