– Смотря как: мозгоправ с пациенткой или ты хочешь позволить суду отправить меня назад в Грецию на пытку?
– Мозгоправ с пациенткой.
– Окей.
Она поманила его за собой.
– Значит, ты таки перебралась в этот уединенный приют.
– А как же. До того, как отец взял меня в Грецию, это был, по большому счету, мой дом в течение почти десяти лет.
– Я с трудом верю, что ты побеждаешь свою акрофобию. Прошлый раз, когда мы здесь были, ты даже не смотрела наверх.
– Никки боролась со страхом высоты так же, как ты научил меня преодолевать страх огня.
– Я хотел бы увидеть здание внутри.
Она засунула пистолет назад в сумочку.
– Тогда входи в мое гнездо,
Он пошел за ней, неуверенно ступая по грязной тропе. Она включила фонарик, высветив пещеру до конца. Но у дальней стены был незаметный поворот вправо, а за ним ржавая калитка и кирпичный туннель.
– Как ты узнала об этой пещере с туннелем?
– Старый сторож – Лукус – показал мне. После этого я делала вылазки, когда меня здесь держали.
Воздух был таким зловонным, что Кайл с трудом дышал.
– Зажми нос, Марти. Внутри воздух лучше.
Он шел за ней по каменным ступеням, истертым за долгие десятилетия ботинками и босыми ногами.
Когда она вывела его из подвала в вестибюль, он увидел, что она подняла взгляд на изогнутую лестницу. Взявшись за перила левой рукой, правой она взяла его за руку. Один шаг вверх. Затем другой. Он не использовал с ней быструю имплозивную терапию для акрофобии. Она действительно работала над собой.
– Второй этаж! – воскликнула она, указывая на дверной проем. – Приемные! Интенсивная терапия! Профилакторий! Кафетерий!
– Наверное, тебе было трудно одной? Ты как-то сказала мне, что не можешь выносить одиночества. Однако здесь ты совсем…
– Ну, я не одна. Мне составляют компанию чокнутые призраки. Не волнуйся. Они тебя не потревожат, если не станешь делать мне больно.
Она уселась на диванчик и поманила его. Он сел на стул напротив.
– Ты знаешь, почему твой отец поместил тебя сюда до того, как его перевели в Афины?
– Всякий раз, как у меня случался, как он это называл,
– Что ж, а можешь рассказать мне, что с тобой происходило, когда ты была заложницей 17N и МЕК?
Она округлила глаза.
– Это было не по-настоящему. Просто киношные сцены.
«Тихо. Не возражай. Войди в мир ее сценических наваждений».
– Тебе понравилась твоя роль?
– Д-даже не знаю.
– Ты помнишь главные сцены?
Она обхватила лицо ладонями и стала говорить сквозь пальцы.
– Их было так много. И все не в фокусе. В первой части меня долго держали в шкафу. Потом я помогла ограбить банк. Меня чуть не убили взрывом бомбы в пирейском аэропорту. Потом, во второй части, я ехала поездом в такое место, где женщины носят военную форму.
Он должен перевести ее от наваждений к действительным воспоминаниям.
– Как почти все выдающиеся актеры, ты, наверное, черпала опыт из реальной жизни? Это называется
– Да, верно.
Медленно вывести ее в реальность.
– Насколько ты опиралась в этой сцене на свой реальный опыт нахождения в шкафу, в полной темноте?
Глядя в пустоту, она начала описывать тот мучительный период первых дней после похищения.
– Сперва меня чуть не изнасиловал отец Алексия. Потом Алексий назвал меня отрыжкой американских угнетателей, жадных до нефти. Он сказал, ему хотелось разрезать меня на куски и побросать их волкам.
– Они, наверное, преследовали какую-то цель, если промывали тебе мозги и держали в живых. У тебя есть какие-то догадки, зачем им это было нужно?
– Что-то вроде проясняется, но потом исчезает. Я слышу пугающие вещи, и мне не верится, что я смогу их забыть. Когда я просыпаюсь, они как будто затухают.
Кайл попытался оценить уровень стресса по ее голосу. Раздвоение личности? Деперсонализация? Дереализация? Что бы там ни было, он не мог не давить на нее.
– Члены 17N, которых в итоге поймали, рассказали греческой группе по борьбе с терроризмом, что ты стала одной из них. Ты вела мотоцикл при ограблении банка и фургон при взрыве пирейского терминала.
– Я же сказала: это были киношные сцены, в которых меня держали заключенной.
– Согласно тем, кого арестовали и допрашивали, у тебя были шансы бежать.
– Помоги мне вспомнить, Марти.
– Давай попробуем. Закрой глаза. Представь себя в той сцене, снова в темном шкафу.
– Нет!
– Теперь ты можешь контролировать страх огня и высоты, мысленно погружаясь в такие образы. Если хочешь справиться с этим, тебе придется работать со мной.
Ее глаза закрылись, мельтеша под веками.
– Темный шкаф, – сказал он. – Ты слышишь разговор через закрытую дверцу.
Напряженная тишина.
– Кто-то говорит:
– Дальше.
– Посеем зубы как семена. Семена смерти.
– Что еще?
– Спящие воины.
– А про цели они говорили?
Она открыла глаза.
– Это все, что я слышу.
– Ты уверена?
–