Тонкие изящные черты лица, белоснежные волосы, широкие плечи и сильные руки второго придвинулись ближе.
— Я собираюсь пить здесь по-черному. А обычно я пью в одиночестве, иначе все закончиться общественным дебошем и живописным мордобоем, — Тренер еще раз улыбнулся и, схватив обновленную рюмку, выпил живительную влагу, для успокоения нервов. Гости тоже выпили свои и стопки тут же наполнились вновь. Ну и скорость. Все трое выпили, не закусили и даже не поморщились. Ладно, с такими можно и выпить… Де Зон не стал возражать, когда они подались вперед и сели рядом.
— Обнови.
Бармен послушно выполнял заказ, — в графине оставалось ровно половина. Тренер спокойно опрокинул еще и затем сразу же повторил, — словно минеральную воду, он заливался, что называется по-черному. Как он сам лично называл подобное явление, — «алкомарофон».
— Повтори!..
В эту ночь была скверная погода. Проклятая влага никак не могла приостановить свое падение и дать передышку несчастному, почти уже затопленному снегом городу. Здесь это не редкое явление. Стихия вечно начинала злиться в ночное время суток, перекрывая собой привычные городские звуки. Пожалуй, только в такую погоду можно, если находишься дома и желательно в теплой постельке, спокойно уснуть, забыв, что завтра опять работа, опять беготня за покемонами, опять уже порядком поднадоевший бар и опять беспокойный сон. Уэйн в очередной раз тяжело вздохнул и залпом осушил свою рюмку. Скучно. Де Зон следовал правилам «алкомарофона», беспринципным и чудовищными в своей жестокости, — наполнялась очередная рюмка… но его тянувшуюся руку остановила хватка блондина, — они встретились глазами:
— Извините, сэр Уэйн, но мы бы хотели поговорить с вами об Эше Кичуме… — его глаза заблестели недобрым янтарным огоньком, стали будто бы больше и ярче, выделялись словно фонарики во мраке. Охмеленный тренер не заметил ничего странного, уловив лишь жгучее желание развязать драку…
В сиреневом мареве поблескивали размытые пятна — как огненный фейерверк, или вздыхающее напоследок пепелище, прежде чем оставит после себя лишь напоминание в виде обугленных головешек и серой пыли. И это было завораживающе красиво. «Кажется, теперь я могу тобой управлять…» — он вздохнул. На периферии зрения возник знакомый силуэт. Полуголая фигура с опущенной головой мерцала, словно мираж, встревоженный порывами ветерка. «Я все еще жив…» — прошипел он и поднял бледный взгляд.
Утренний пейзаж завораживал. Холодный предрассветный туман уже рассеялся, и из-за горного отрога показалось солнце — робко, словно устыдившись того, что ему не под силу ничего согреть — оно ползло вверх, высвобождая из тени улицы и каменистые утёсы, которыми была изрезана эта земля. Ледяные своды, посыпанные снежком, имели какую-то особую прелесть в эти утренние часы. Невысокий юноша с узкими чертами лица, проницательными серо-зелеными глазами и густыми, кое-как причесанными, волосами. По своему жизненному ритму Кичум всегда был «жаворонком», поэтому вставал неукоснительно с рассветом. В предрассветной мгле видение растворилось, но голос звенел в ушах, прогоняя сон и рождая необъяснимый страх. «Скоро все это кончится, — фигура растворялась. — Свобода или смерть…» Вопреки его ожиданиям, из-за миража появился заспанный привратник — Белый Страж. Видно было, что энтузиазма по наступившему поводу у него было мало. Ворота дворца сражений медленно отворились. Стражи поклонились тренеру. Все, друг за другом опускали головы, выражая свое крайнее почтение и признавая его власть. Тяжело дыша, опустил голову в ответ, покоряясь этому новому, доселе не известному чувству.