– Да, он действительно верил, что ему платили «сотыми», но, скорее всего, заказчик их просто обманул. Стопроцентная совместимость должна быть только с твоим личным именным «красным» Экситейтором. Именными они становятся после корректировки, предписанной Партией под специфику конкретного человека. Они и являются в моем понимании «сотыми». Стопроцентный «красный» для любой Туши – не верю, что Партия допустит такое, а значит, даже слух об этих мифических ампулах делает их очень ценными на черном рынке.
– Гочи сказал, что пришлось отдать одну «сотую» за служебную форму. Нужно найти эту ампулу, и ниточка потянется к заказчику. – Эбберт энергично хлопнула ладонями себя по ногам и отпрянула от стола, явно намереваясь отправиться по следу сиюминутно.
– Значит, не всё важное из разговора упустила. – Её глаза продолжали гореть энтузиазмом. – Молодец, Эбберт. Теперь мыслишь в правильном направлении. Вперёд.
Я указал рукой на дверь, ведущую к лифтам, как бы позволяя Лине самой продолжить расследование. Кадет замерла на мгновение, не понимая, ирония ли это или всё серьезно. Я тоже не понимал, шутил я или нет.
Эбберт, видимо, решив, что пусть это и шутка, я не успею ей возразить, если она просто ускорится к лифтам. И если бы не каблуки и юбка, то в похмельном состоянии я бы даже не попытался её догнать. В данном же случае отставать не хотелось, и я проиграл лишь пару метров, что, по сути, являлось победой.
– Вот тебе еще урок, – как мог я не подавал вида, что этот «забег» был для меня тяжелым. – Одевайся так, чтобы в любой момент смогла сбежать от похмельного детектива.
Пучок на голове Лины немного сбился, а сорочка съехала, но, когда она нажимала кнопку вызова лифта, эта была, пусть и ненадолго, та улыбчивая девушка с фотографии в личном деле.
– Учту, товарищ Ликтор.
Лифт медленно поднимал нас к офисам, с каждым этажом понемногу возвращая в давящую рутину дел.
– Гочи сказал, что он не Туша. Что имелось в виду, сэр?
– Он, не Туша – он Изгой. Отчаянный мерзавец, ничего не скажешь.
– Как тогда регулируются их права? Кто следит за всем этим?
– За Тушами следит Гикопроторий. Многие не до конца понимают, что конкретно там делают, и просто считают это место тюрьмой. Но это не тюрьма – это распределитель Туш. Эфес стоит на страже прав и свобод Граждан, а эти люди уже не Граждане, по сути, Изгоями они и направляются туда. В зависимости от Преступления Изгой подписывает с Гикопроторием Контракт Туши23
. Теперь они не Граждане, а Туши, права которых защищает Гикопроторий. Понятно, что условия этих контрактов скотские, и чем тяжелее твой проступок, тем суровее договор. Больше лет отработки, страшнее и опаснее работа, меньший процент чистого Экситейтора.– Не хотела бы я подписывать такой контракт.
– Поначалу никто не хочет. Но то, что там делают с людьми, у которых нет прав… после такого подпишешь что угодно и согласишься на любые условия, лишь бы вернуться в общество и получать «красный» Экситейтор. Хотя бы малый его процент.
– А как вышло, что Гочи, будучи Изгоем, оказался на свободе? Как такой человек может семь лет бесчинствовать в городе и не быть пойманным?
– Обычно преступников передают в распределительный центр при Гикопротории, и, так как они еще в реестре Граждан, про них есть вся информация, в том числе и тяжесть их проступка. Там их лишают гражданства и уже отправляют в Гикопроторий мариноваться до тех пор, пока они не подпишут Контракт Туш. С Гочи было всё по-другому. Его делом занимался Ликтор. Он, видимо, и вычеркнул его из реестра
Кадет молчала всю дорогу до нашего кабинета, пока мы не зашли, и она не закрыла за собой дверь.
– Простите меня, Роман.
Я немного вздрогнул, услышав от нее своё имя.
– Вы назойливы, кадет Эбберт, но, пожалуй, извиняться за это не нужно.
– Я не об этом, – Лина сделала еще шаг навстречу ко мне, а я оставался на месте. – Если бы мы поехали на второй адрес по горячим следам, как я предлагала, то могли не успеть схватить Гочи с поличным, и, если бы он сбежал, мы его никогда б не нашли, и он продолжил бы убивать.
Мне показалось, что кадет стоит слишком близко. Настолько, что я ощущал тепло её дыхания. Поэтому я отстранился, чтобы она не почувствовала перегар моего.
– Я прощаю вас, кадет, за вашу неопытность в первый рабочий день. – Эбберт смотрела мне в глаза, как стыдливый ребенок. – Тем более, что вы ничего не решали. Вы, напоминаю – не Ликтор.