Хроники Маджипура

Это была очень трудная работа. Я был, по сути дела, телохранителем понтифекса, и мы оба знали об этом, но мне приходилось прилагать массу усилий для того, чтобы не подчеркивать этот факт, пытаясь чрезмерно подчинить его своей воле. И все же я должен был предостерегать его от неподходящих знакомств и опасных прогулок. Существуют жулики, существуют скандалисты, существуют чересчур горячие головы; никто не стал бы сознательно причинять вред понтифексу, но он легко мог бы случайно оказаться между парой дуралеев, желающих сделать что-нибудь дурное друг другу. В редкие моменты сна я искал советов Хозяйки Острова — да упокоится она на груди Божества, — и она присылала мне благословения в своих посланиях и говорила мне, что я должен сделаться другом понтифекса, если не хочу стать его тюремщиком. Как же нам повезло, что мы можем получать советы столь доброй матери в наших сновидениях!

И поэтому я посмел подтолкнуть Ариока на несколько новых приключений.

— Почему бы нам не отправиться погулять этой ночью? — говорил я ему. — У Гуаделума, узнай он об этом, кровь превратилась бы в лед.

Именно мне принадлежала идея отвести понтифекса на один из простонародных уровней Лабиринта, чтобы пошататься ночью по тавернам и рынкам — конечно, в маске, чтобы никто не мог его узнать. Я водил его по укромным переулкам, где собираются игроки в азартные игры, так как хорошо знал, что они не выносят насилия и поэтому не представляют опасности.

И именно я однажды ночью на самом деле вывел его за пределы Лабиринта. Я знал, что именно этого он желал больше всего, но даже он сам опасался предпринять такую попытку; поэтому я преподнес ему такое предложение в качестве тайного дара. Мы вместе с ним поднялись по личному ходу понтифекса к вратам Вод. Мы стояли бок о бок совсем рядом с водами Глэйдж и даже ощущали прохладный ветерок, который веет со стороны Замковой горы, и смотрели на сверкающие звезды.

— Я не бывал здесь более шести лет, — сказал понтифекс.

Он дрожал и, кажется, украдкой плакал под защитой своей маски. Ну, а я тоже не видел звезд уже слишком долго и был почти столь же сильно растроган.

Он указал на одну из звезд и сказал, что вокруг нее вращается мир, с которого к нам прибыл народ гэйрогов, про другую сказал, что это звезда хьортов, про третью — едва различимую световую точку, — что это не что иное, как Солнце Старой Земли. В этом я, впрочем, усомнился, так как в школе мне показывали совсем другую звезду, но он так радовался, что я не мог решиться возразить ему.

А потом он повернулся ко мне, взял меня за руку и чуть слышно сказал:

— Калинтэйн, я верховный правитель всего этого колоссального мира, но на самом деле я ничто. Раб, заключенный. Я отдал бы все, чтобы удрать из Лабиринта и провести последние годы жизни на свободе, под звездами.

— Тогда почему бы вам не отречься от престола? — спросил я, сам изумившись своей смелости.

Он улыбнулся:

— Это было бы трусостью. Я избран Божеством, и как я могу отказаться от этого бремени? Я предназначен для того, чтобы до конца моих дней оставаться олицетворением Власти на Маджипуре. Но должен найтись какой-нибудь благородный способ освободиться от этого жалкого подземного существования.

И я увидел, что понтифекс отнюдь не был ни безумным, ни злым, ни капризным, а был просто одинок, так как ему пришлось отказаться от ночей, от гор, от лун, от деревьев, от рек его мира и возложить на себя бремя правления.

А затем две недели назад прибыло известие о том, что Хозяйка Острова, мать лорда Струина и наша общая мать, заболела и вряд ли уже поправится. Столь необычный кризис порождал серьезные конституционные проблемы, поскольку среди властителей Маджипура Повелительница Снов по своему рангу равна понтифексу и короналю и найти ей замену весьма сложно. Сам лорд Струин, как сообщали, уже ехал сюда с Замковой горы, чтобы обсудить с понтифексом свою предстоящую поездку на Остров Сна, поскольку он, скорее всего, не смог бы успеть попасть туда вовремя, чтобы попрощаться с матерью.