— Этого просто не может случиться. Холсты настроены только на меня. — Он прищурился, привычным движением сложил рамку из пальцев, отошел на несколько шагов в одну сторону, в другую… В горле у него пересохло и першило, руки дрожали. Прошло столько лет с тех пор, как он занимался этим в последний раз: сохранились ли его способности? И навык? Он поправил холст и осторожно, не оставляя отпечатка, наложил на него мысленное изображение. Сцена была хороша! Яркие причудливые контрастные цветовые сочетания, неожиданные, можно сказать, вызывающие противопоставления элементов композиции, — эта массивная скала, эти невероятные мясистые красные растения, увенчанные крошечными желтыми цветками, испещренный солнечными бликами лес… — да, да, это должно получиться, ему удастся передать и внешний вид, и сущность густой спутанной растительности джунглей, этого места, где меняются облики…
Он закрыл глаза… вошел в транс… затаил дыхание… А затем, резко выдохнув, перебросил сложившуюся в уме картину на холст.
Послышался негромкий удивленный возглас Сэрайс.
Нисмайл почувствовал, что все тело покрылось потом; он покачнулся и несколько раз глубоко вдохнул, но вскоре овладел собой и посмотрел на холст.
— Как красиво! — пробормотала Сэрайс.
Но он был потрясен тем, что увидел. Эти раздражающие диагонали… стертые и мутные цвета… тяжелое сальное небо, угрюмыми волнами нависающее от самого горизонта… — все это нисколько не походило на тот пейзаж, который он намеревался запечатлеть. Картина получилась неприятная и тревожная, нисколько не похожая на прежние работы Териона Нисмайла, — мрачная и болезненная живопись, извращенная непреднамеренными диссонансами.
— Тебе не нравится? — спросила она.
— Это не то, что сложилось в моих мыслях.
— Все равно… какое чудо — сделать картину таким вот образом, да еще столь прекрасную…
— Ты считаешь ее прекрасной?
— Изумительной! А что, ты не согласен?
Нисмайл пристально взглянул на девушку. Это? Прекрасно? Он пытался понять, льстит ли она ему, либо совершенно не обладает художественным вкусом, либо искренне восхищается тем, что он сделал. Эта вымученная живопись, это мрачное и чуждое произведение…
Чуждое!
— Тебе не нравится, — сказала она. На сей раз это был не вопрос, а утверждение.
— Я не работал почти четыре года. Вероятно, мне следует начинать постепенно, не торопясь, и тогда все понемногу встанет на свои места…
— Я испортила твою картину, — сказала Сэрайс.
— Ты? Не говори глупостей.
— Сюда примешалось мое сознание. Мое видение мира.
— Я же сказал тебе, что холсты настроены только на меня. Я могу находиться среди тысячной толпы, и это не повлияет на мою живопись.
— Но возможно, я отвлекла тебя, как-то вмешалась в твои мысли?
— Ерунда.
— Я немного прогуляюсь, а ты тем временем напиши другую картину.
— Нет, Сэрайс. И эта получилась отлично. Чем больше я смотрю на нее, тем больше она мне нравится. Знаешь что: давай пойдем домой, поплаваем, съедим двикка и займемся любовью. Как тебе такой план?
Он снял холст с подрамника и скатал его в трубочку. Но ее слова подействовали на него сильнее, чем он был готов признать. Вне всякого сомнения, в процесс его живописи вмешалось нечто странное. Что, если она все же сумела каким-то образом повлиять на него, если скрытая за очаровательной внешностью молодой женщины сущность души метаморфа каким-то образом отразилась в его собственной душе, окрасив импульсы его сознания чуждым оттенком…
Они молча шли вдоль речки. А когда оказались на лугу, где росли болотные лилии и где Нисмайл впервые увидел метаморфа, он вдруг как бы со стороны услышал свой голос:
— Сэрайс, я должен у тебя кое-что спросить.
— Что?
Он не хотел задавать этого вопроса, но не мог сдержаться.
— Ты не человек, не так ли? На самом деле ты метаморф, правда?
Она посмотрела на него широко раскрытыми наивными глазами, ее щеки зарделись.
— Ты говоришь серьезно?
Он кивнул.
— Я — метаморф? — Она рассмеялась, но не очень убедительно. — Какая дикая мысль!
— Ответь мне, Сэрайс. Посмотри мне в глаза и ответь.
— Терион, отвечать на такой дурацкий вопрос просто глупо.
— Прошу тебя.
— Ты хочешь, чтобы я доказала, что я человек? Но как мне это сделать?
— Я хочу, чтобы ты сказала мне, что являешься человеком. Или же кем-нибудь еще.
— Я человек, — сказала она.
— И я могу этому верить?
— Это уже твое дело. Ты просил, чтобы я ответила, и я ответила. — Ее глаза сияли радостным блеском. — Разве я кажусь не человеком? Разве я веду себя не по-человечески? Я похожа на подделку?
— Возможно, я не в состоянии уловить разницу.
— А почему ты решил, что я метаморф?
— Потому что в этих джунглях живут только метаморфы. По-моему, логично. Даже несмотря на то… даже… — Нисмайл замялся. — Ладно, хватит. Я получил ответ на свой вопрос. Это было действительно глупо с моей стороны. Оставим эту тему. Ладно?
— Какой-то ты странный! Ты, наверное, рассердился на меня. Ты считаешь, что я испортила твою картину.
— Это не так.
— Ты не умеешь врать, Терион.
— Хорошо. Что-то — не знаю что — испортило мою картину. У меня получилось совсем не то, что я представлял.
— Тогда нарисуй другую.