Когда через пять минут ударный взрыватель был уже в его руках, Тадеуш разогнул спину… и едва не уронил хрупкую ампулу, натолкнувшись на взгляд стоящей в дверях Али. Взгляд без единого намека на укор, просто усталый и непонимающий, но оттого не становящийся менее обжигающим. В простом черном платье, со стянутыми на затылке в пучок волосами цвета воронова крыла, с дешевой папироской в тонких пожелтевших пальцах, она выглядела куда старше своих лет. Тадеуш не раз прозрачно намекал, что не с ее здоровьем смолить такую дрянь, но Аля только смеялась, и было в этом смехе что-то жутковатое – как будто вам удалось развеселить Смерть с картин Мальчевского. В самом деле, что может быть нелепее, чем забота о здоровье смертников? Покойники на каникулах, затянувшихся по недоразумению, но всего лишь каникулах – вот кто мы, думал Тадеуш. С этим непросто смириться, но это, в конце концов, очень удобная позиция для той борьбы, что ведет организация. С точки зрения голой целесообразности – практически идеальная.
– Ты просил меня ничего не спрашивать, – Аля устало прислонилась к дверному косяку. – До самого последнего момента. Мне кажется, дальше тянуть уже некуда. Рассказывай.
– Ты права, – Тадеуш отложил ампулу. – Этим я и собирался заняться. Тем более что главная и единственная моя надежда – ты.
– Надежда на что? – спросила Аля.
– В организации предатель, – невпопад ответил Тадеуш. – В самом ее сердце.
– Кто?
– Это совершенно неважно. Важно только то, что наша попытка была изначально обречена. За нами следили от самого Липецка – очень аккуратно, я и то обнаружил по дороге далеко не всех. Следят и теперь, так что к окну без надобности лучше не подходить. Впрочем, арестовывать нас пока тоже никто не собирается.
– Думаешь, цесаревича хотят убрать на самом верху? – Аля присела рядом, рассеянно стряхнула пепел прямо себе на платье.