Хроники Мировой Коммуны

Тому, кто не жил в те годы, будет, наверное, сложно понять мой срыв. Мы работали и боролись в стране, совершенно непохожей на Россию двадцатого века, – ​и тем не менее, тень поражения той, первой революции преследовала нас везде. О событиях столетней давности в те годы было выпущено огромное количество книг и фильмов, ставивших массу болезненных вопросов, а иногда и воспроизводивших форменный кошмар настоящего коммуниста. Ссыльные большевики, которых встречают в лагерях вертухаи из бывших белогвардейцев, бесстрашные герои гражданской войны, которых истязают, унижают и обвиняют в измене сталинские палачи из кадетов и меньшевиков, вся эта омерзительная плесень, тысячи маленьких вышинских и кировых, съедающих заживо партию и революцию, – ​такие воспоминания, фантомные боли порождали тревогу и за судьбу наших Коммун, переходившую зачастую в мнительность и паранойю. Во внутренних дискуссиях обвинения оппонента в «сталинизме», подчас совершенно надуманные, оказывались слишком распространенным полемическим приемом. Словом, неудивительно, что в обстановке, сложившейся после разгрома КОРДа, я нашла неутешительные параллели с советским прошлым и слишком много домыслила на основании ложных аналогий. В те месяцы, стыдно признаться, я всерьез ждала ареста и как минимум ссылки. Стоит ли говорить, что за все эти годы так ничего и не дождалась?

И когда двадцать лет спустя в обеденный перерыв Коля будничным голосом сообщил, что Смирнову избрали председателем Совета Коммун, я здорово напугала своих коллег, разревевшись в голос от радости. Они, конечно, не поняли, что для меня столь рядовое событие стало знаком. Знаком того, что права была она, а не я. Знаком того, что она – ​умница и молодец, а я эгоистичная дура. Знаком того, что история перестала повторяться, и мы действительно вышли на новый уровень – ​все мы, все человечество.

Само собой разумеется, внятно объяснить это посторонним я не могла, поэтому просто прибавила несколько очков к репутации странной женщины с темным прошлым.

Но уж к этому мне было не привыкать.

– Почему я все-таки согласилась на предложение Матроса? Конечно, не из-за бреда про конец света, которым кормят друг друга отставные бюрократы. Отмирание государства неизбежно будет порождать обиженных из числа тех, кто много сил положил на его создание и укрепление, именно поэтому я всегда испытывала естественную настороженность к большому начальству, помня, что его рано или поздно придется упразднять. И вовсе не потому, что я всю жизнь «ждала приказа» или хотела вернуть дух сорок восьмого: уродом надо быть, чтобы желать своей стране еще раз пережить войну, голод и экономическую блокаду. Просто мне надо было разобраться самой изнутри, что же задумали старики-разбойники и какую это может представлять опасность для Коммун и всего человечества. Понимаете, они ведь не изменники какие-нибудь и не преступники, но в КОРДе тоже были честные революционеры, которые просто своеобразно понимали свой долг и неправильно оценили свои полномочия. А закончилось все в итоге большой кровью.

Словом, с чистыми документами и слегка подправленной биографией я и пришла к вам. Втерлась в доверие, обманула, можно сказать. Знаете, много написано о том, как тяжело глубоко законспирированному разведчику притворяться каждый день, обманывать, воспринимать как врагов тех, рядом с кем приходится жить и работать. Сомневаюсь. Какому-нибудь Зорге, испытывающему омерзение и ненависть к нацистам, мне кажется, обманывать и притворяться было относительно легко. А мне? Разве вы мне – ​враги? Для чего же мне тогда вам лгать?

И совсем невыносимо стало, когда я поняла, что люблю Ю и что она любит меня. Для нее-то все было очень просто, светло и радостно, а я вдруг обнаружила, что за последние лет двадцать ни с кем не была до конца искренней. Ни с Матросом, ни с коллегами на заводе, ни с вами. Можно об этом на время забыть, рядом с той, кто тебя любит, но ощущение одиночества рано или поздно нагоняет и накрывает с головой. Впрочем, ладно, это мои личные тараканы, я про другое.

Матрос умер полгода назад. Какая-то рядовая ОРВИ, из тех, что сегодня бояться не принято, убила его в четыре дня, а я даже на похороны явиться не посмела. Проблема была в том, что связь со стариковским клубом я поддерживала исключительно через него, и за эти месяцы никто не вышел со мной на контакт. Понятия не имею, поумирали они там все, что ли, или вообще все это было дурацким розыгрышем. Смысл моего присутствия здесь, кажется, окончательно потерялся. Да и изначально это было весьма тухлой затеей: стоит мне только попасть в новости с каким-нибудь открытием – ​наверняка найдутся те, кто хорошо знает мою реальную биографию, а это значит… черт его знает, что это теперь значит. Реального срока я, положим, и не получу, но все равно будет стыдно и неприятно.

Хотя вряд ли стыднее, чем объясняться с вами.