Хроники Нарнии Том 1

 Дигори посмотрел на стену и увидел фотографию очень старой женщины в допотопной шляпе. И вспомнил, что уже видел однажды это лицо на фотографии, которую отыскал как-то в комоде — еще дома, в деревне. Он тогда спросил у мамы, кто она такая, но, как ему показалось, маме совсем не хотелось говорить об этой особе. Старуха, действительно, не очень-то приятная, — подумал тогда Дигори, — хотя, конечно, по этим старым фотографиям судить нельзя.

 — Кажется, с нею что-то было... что-то неладное. Так, дядя Эндрю? — спросил он.

 — Ну, — со смешком отвечал дядя Эндрю, — это зависит от того, что ты называешь неладным. У большинства людей очень ограниченный ум, масса всяких предрассудков... Конечно, в преклонном возрасте она, на самом деле, стала немножко странной... совершала странные, скажем даже, неумные поступки. Из-за этого ее держали взаперти.

 — В психушке, хотели вы сказать?

 — Ох, нет, что ты, конечно же, нет, — возразил дядя Эндрю, и по его голосу чувствовалось, что он весьма удивлен. — Ничего подобного. Всего-навсего в тюрьме.

 — Ничего себе! — сказал Дигори. — Что она натворила?

 — Ах, бедная женщина! — вздохнул дядя Эндрю. — Она стала совсем неразумной! Много там было всякого... Но нам нет нужды углубляться во все эти дела. Ко мне она всегда была очень добра.

 — Но послушайте! Какое отношение она имеет к Полли? Я хочу знать, что вы...

 — Все в свое время, мой мальчик, — остановил его дядя Эндрю. — Так вот, они выпустили старую миссис Лафэй незадолго до ее смерти, и я был один из немногих, кого она пустила повидаться с собою во время своей последней болезни. Понимаешь, она, как и я, испытывала сильнейшую неприязнь к простым, невежественным людям. И мы с нею интересовались одними и теми же вещами... И всего за несколько дней до смерти она сказала мне, чтобы я нашел в ее старом бюро потайной ящик и достал оттуда маленькую шкатулку. И как только я взял эту шкатулку, то почувствовал легкое покалывание в пальцах и понял, что держу в руках некую великую тайну... Она вручила ее мне, заставив поклясться, что как только она умрет, я сожгу шкатулку, исполнив при этом кое-какие церемонии и ни в коем случае ее не открывая... И этой клятвы я не сдержал.

 — Должен сказать, что вы поступили нечестно, — прервал его Дигори.

 — Нечестно? — повторил дядя Эндрю с несколько озадаченным видом. — О, я понял, что ты хотел сказать. Маленький мальчик, раз уж дал обещание, должен его сдержать. Это совершенно правильно. Но ты, конечно, должен понимать, что правила такого рода, сколь бы они ни были превосходны для маленьких мальчиков, слуг, женщин и даже для всех обычных людей, вряд ли применимы к глубоким ученым и великим мыслителям. Нет, Дигори, люди, подобные мне, владеющие потаенной мудростью, стоят выше всеобщих правил — как и простонародных удовольствий. Ибо они, мой мальчик, имеют особый, высший удел, отделяющий их от всего мира...

 Он говорил все это, вздыхая, и на лице его было такое значительное, благородное и таинственное выражение, что Дигори с минуту казалось, что он на самом деле слышит нечто прекрасное. Но потом вспомнил то отвратительное выражение, с каким его дядя глядел на Полли в тот самый миг, когда она должна была вот-вот исчезнуть — теперь именно оно виделось ему за всеми торжественными речами дяди Эндрю. “Это надо понимать так, — сказал он себе. — Старик считает, что может делать что угодно, лишь бы получить то, что ему хочется”.

 — Конечно, — продолжал дядя Эндрю, — прошло очень, очень много времени, прежде чем я осмелился открыть шкатулку. Я же понимал, что в ней может быть нечто в высшей степени опасное. Потому что моя крестная мать была необыкновенной женщиной. На самом деле она была одной из последних смертных женщин, в жилах которой текла кровь эльфов и фей. Она говорила, что в ее время было еще только две таких: одна — герцогиня, а другая — поденщица... Так что, может быть, Дигори, ты сейчас беседуешь с последним смертным, крестной матерью которого была фея. Вот так-то! Тебе следует хорошенько запомнить это, чтобы в будущем, когда ты сам станешь стариком, тебе было над чем поразмыслить.

 "Держу пари на что угодно, если она и была феей, то очень злой!", — подумал Дигори, а вслух сказал:

 — Так что же случилось с Полли?

 — Снова ты затянул свою волынку! — воскликнул дядя Эндрю.

 — Как будто это имеет какое-нибудь значение... Первая задача, которую мне предстояло решить, — изучить саму шкатулку. На вид она была очень древней. И я уже с самого начала понял, что она не могла быть ни греческой, ни древнеегипетской, ни вавилонской, ни хеттской, ни китайской. Она была древнее любого из этих народов. Ах! Какой это был великий день, когда я наконец установил истину! Эта шкатулка была из Атлантиды, с последнего из островов Атлантиды! Это означало, что она на много столетий древнее любой вещи из каменного века, обнаруженной в Европе. И отнюдь не такая грубая, примитивная, как они... Ибо на самой заре времен в Атлантиде был уже великий город с дворцами и храмами, и там жили очень ученые люди...