— Молодец, подметил верно. Значит, поджидали они не нас, а просто — кого судьба пошлёт. Или, может быть, определённую пару? Ты как думаешь, мирный торговец?
— Не знаю, о доблестный рыцарь. Этим проклятым мутам лишь бы мясо… — Луу-Кина затрясло. Запоздалый страх высосал все силы, хорошо, у частокола постоялого двора. Из последних сил тащился он вслед за рыцарем.
— Какое счастье, какая радость! — непритворно ликовал хозяин. Конечно, улыбка размером с месяц предназначалась не ему, бедному торговцу, с него какой доход — медный грошик за ночлег. Но рыцарь Дома Кор!
— Счастье как счастье. — Рыцарь спешился, но повод тура отдавать не спешил.
— Доблестный рыцарь может не беспокоиться — мой слуга прекрасно обиходит вашего прекрасного тура.
— Да? — Рыцарь посмотрел на тура. — Ты, Бышка, как считаешь?
Тур, похоже, не возражал.
— Ладно, старайся. — Рыцарь позволил слуге отвести тура в конюшню. — А двуногих у вас обихаживают?
— Дву… Ха-ха-ха! Рыцарь изволит шутить! Лучший стол невозможно найти до самого Замка!
— Это, конечно, обнадёживает… Руки у вас мыть принято?
Луу-Кин бочком-бочком пошёл было в сторонку.
— Полагаю, мирный Луу-Кин, ты не откажешься разделить со мною вечернюю трапезу?
— Почту… Сочту за честь… — залепетал он. В старых былинах говорилось о том, как рыцари в походах, бывало, делили хлеб с простолюдинами, так в былинах много чего говорилось. Простолюдины вдруг оказывались утерянными или украденными в детстве принцами или, напротив, добрыми чародеями, а он, Луу-Кин, ни принца, ни чародея в себе не ощущал. Разве потаённый, неведомый какой? «Любишь ты, брат, мечтать, — оборвал он себя. — О другом мечтай — распродать товар с выгодой…»
Вымытый — а мыть пришлось и шею, — сидел он за господским столом. Стол как стол, даже меньше чёрного, для людей простых, обыкновенных. Но — с видом на очаг. Прежде чем зарезать курицу — принесли, показали, вот-де она какая, живая, здоровая, одна голова, две ноги, два крыла. Так же показывали и траву, и плоды, и ракушек. Рыцарь ракушки забраковал, уж больно злыми были на вид, остальное велел готовить на кухне скорой, походной, а покамест кушанья доспеют, подать чего-нибудь хмельного для мирного торговца, поскольку сам он по обету ничего крепче воды пить не может. Только подать не чего-нибудь, а именно рыцарского вина, поскольку пить-то он не будет, а попробовать — попробует.
Луу вина избегал: не один торговец терял и товар и жизнь из-за лишнего стакана, а лишний стакан — это первый стакан. Но сейчас, когда он сидел за столом, отказаться было невозможно. Ну, он не один, с рыцарем, так что можно… За спасение.
Рыцарское вино, красное, прозрачное, шло необыкновенно легко, но Луу пил чинно, не хватает только нахрюкаться. Хотя в этой таверне… Наконец подали и еду. Вкусно. Побегай этак день за днём, корку хлеба с пальцами слопаешь…
А хозяин, пока не поспели новые кушанья, суетился вокруг рыцаря, стараясь болтовнёй заменить неготовые блюда. Да и что ему ещё делать — хозяину? В дальнем, чёрном, углу сидела троица нищебродов, вся еда которых — кружка браги да кусок хлеба с луком. Луу одёрнул себя — нищеброды, как же. Обыкновенные вольные люди, как и он. Он так и водой бы обошёлся, вместо браги-то. Достойная бедность — счастливый удел. Раз в жизни сел за господский стол и нос дерёт. Это он от вина занёсся, не иначе, от чего же ещё?
А хозяин по-прежнему суетился вокруг:
— Вы не смотрите, что людей мало. Случай, всех в Замок потянуло. До сего дня всякого люду было: и знатного, и подлого, и чужого, потому как с солнечной стороны его двор никак не миновать. А с солнечной стороны в Замок все и идут. Почти подчистую припасы вымели, хорошо, хозяйство поставлено на путь, а то бы нечего и подать было. Но никто ещё не говорил, что Сол Нафферт не может угодить проезжему да прохожему, особенно рыцарю. Уж какие проезжие были, какие проезжие! Жаль, доблестный рыцарь не пожаловал хотя бы вчера — общество такое, что впору наизнатнейшим господам.
— Какое же общество? — спросил рыцарь. Он, Луу-Кин, помалкивал, знал, не для него разоряется хозяин.
— Выше и не бывает. У меня, — гордился Большой Сол, — остановилась сама принцесса Ки-Ева. Конечно, здесь она не сидела, пребывала в покоях наверху, но сопровождавшие её посланники, рыцари Юга, все такие из себя знатные, важные, закованные в латы, с мечами и щитами, в простоте слова не скажут, промеж себя все с галантностью, с политесом, а на простого человека зыркнут — мороз по хребту!
— Что ж, это можно устроить — по хребту… — протянул рыцарь, и так протянул, что поверилось.
Хозяин заюлил, пригнулся, стараясь умалиться до величины неощутимой.
— Оно, конечно, каждый, имеющий понятие, знает — что ни дом, то норов. Рыцарям Юга предписано быть жестоковыйными, иной и захочет снизойти до простого, честного человека — а не моги, нельзя. Вот другой рыцарь, вроде вашей милости, снисходит, потому — Дом такой порядок установил.
— Порассуждай… — но сейчас в голосе слушалось благоволение, и, приободрённый, хозяин продолжил: