Хроники неотложного

Я позвонила ему из будки на углу:

— Привет, Вень, это я.

— Привет. Как там у вас?

— Вдевают.

Пауза.

— Я скучаю по тебе, Веня.

— Я тоже.

— Можно я завтра приеду?

Он помолчал.

— Приезжай.

— Если не хочешь, скажи.

— Да нет, приезжай, все в порядке. Просто я в одиннадцать ухожу и часов в пять только вернусь — как раз выспишься.

Ура!

— Вы не представляете, доктор, как я…

Он перебил:

— Слушай, будь другом, никогда так ко мне не обращайся, ладно?

— Как скажешь.

— И по фамилии тоже. Не выношу, когда женщины своих мужчин по фамилии называют. — Все, что угодно, Вень. — Тогда до завтра. — Целую. Он не ответил.

Черемушкин

А ночь мы провели удивительно спокойно. Ни одного вызова, только акушерка под утро смоталась, и все. Все выспались, бодренько отсидели на конференции и забазировались на кухне. — Ларис, чай! — Я не буду. Она переодевалась, стоя за дверцей шкафа. То и дело сбоку высовывался голый локоть, мелькал джемпер, а снизу переминались по тапочкам изящные ступни в черных колготках. — Двадцать седьмую в твои края отправляют. — Я не туда. — Они еще до метро крюк делают, Саню подкидывают. — Не, спасибо. — А я знаю, куда ты идешь. Она высунулась из-за двери, держа во рту заколки для волос. Показала кулак. — Понял? Хорошее настроение у девочки, даже глаза блестят. WomanInLove. Руки запрокинула, волосы собирая, грудь обозначила — загляденье. Трахаться едет. Еще полчаса и… И как-то сразу мне поплохело. Такая зависть вдруг поднялась, такая тоска… Леха из-за дверцы выпорхнула, сумку на плечо и на выход. Идет, пританцовывает — предвкушает.

А я, как обычно, домой. В одиночку. Бифштекс «Поморский», душ, канал «Дискавери». Старые «Вокруг света» Эрекция. Пойти куда-нибудь не на что, позвонить некому— задвинул меня Боженька на запасной путь, непонятно за какие грехи, и стою я на них, догниваю, лет десять как…

Алехина

Сознание отстегнулось. Накрыло, застлало глаза, перехватило дыхание. Стучало под горлом. Падали волосы. Упиралось в бок твердое, руки блуждали, скользя по мокрому. Накатывало, чуть отступая, ближе и ближе. Вот, сейчас! Еще немного. Еще. Вот оно!!! Подхватило и понесло, проваливаясь в темь, скользя и вращаясь, взмывая и хватая за горло. Потом сдавило с хрустом, выдох в ухо — и второй приход, круче первого. И меркнет все, меркнет, как свет в кинотеатре…

* * *

Стопки оладьев, сгущенка, чай.

— Слушай, ну ты, блин, кадр. Оладьи. Офигеть!

— Да молоко просто скисло — не выливать же.

Северов забурился оладьиной в блюдце со сгущенкой.

— Хорошо получились.

— Любишь готовить?

— Пожрать люблю, в дороге особенно. Такую порой вкуснятину из ништяков[41] замастыришь — хоть в повара нанимайся.

— Здорово. Я тоже хочу. Возьмешь меня с собой как-нибудь?

— Нет.

— Почему?

Он серьезно ответил:

— Один свободен как птица. Вдвоем не то. Я в одиночку больше люблю — феноменальное ощущение!

— Не скучно?

— Нет, конечно, что ты? — Веня посмотрел на часы. — Мне пора. Полезай в душ, постель я новую постелил. Одеяло теплое — открой балкон нараспашку, чтоб посвежей, а я вернусь — разбужу.

Повернулся от двери:

— Спи спокойно, дорогой товарищ. Я пошел. Пока!

— Вень…

— А?

— Постой.

Я встала и обняла его.

— Погоди еще минутку.

Он решительно высвободился из моих рук.

— Слушай, я не на войну ухожу. А продолжительные прощания вообще терпеть не могу. Уходишь — счастливо, приходишь — привет! Как в песне. Так что пока, Ларис.

— Счастливо, Вень.

* * *

И опять сон не шел, ночью выспалась. Поставила «Джене», смотрела альбомы. Крым, Северов и маленькая, ладная, светловолосая девушка. Шорты милитари, сандалии, облегающая белая маечка. Аккуратный рюкзак. Сидит на корточках — изогнулась, попку отставила, — прям хоть в «Плейбой». И весь альбом с ней. Я перевернула страницу, и на одеяло упал вырванный из блокнота листочек.

Стихи. Его. Его почерк.

Ухожу. Прошли все сроки.
Прочь сомненья — быть, не быть…
Спеты песни, стерты строки,
Значит, время уходить.

Ухожу. Меняю кожу.

С болью. Всю. Цена одна.
Пожалев. Не раз. Но все же!
Исчерпав себя до дна.

Ухожу. Пора. Монета.

Жребий. Можно не ловить.
Карнавал. Оркестр. Лето.
Танцы. Время уходить.

Вот и все. Можно ничего не доказывать — не затянется у нас с ним. Прав был Че, не отсюда он, Веня Северов, из параллельных миров проездом…

Вложила листок обратно, задернула шторы. Залезла под одеяло. Было грустно — словно в конец повести заглянула. Лежала себе, лежала, да и заснула…

* * *

Он разбудил меня очень нежно, как будил отец в раннем детстве. Всмотрелся… почувствовал.

— Ты чего смурная?

— Не знаю. Тоскливо чего-то…

— Пойдем тогда, пивка треснем.

На столе уже стояли два литра «Очаковского», копченые ребра и ржаной круглый.

— Что празднуем?

— Ничего. Ужинаем.

— Фига себе ужин.

— Дык!

Пришел голод. Мы рвали мясо, отправляя в рот куски теплого хлеба и оставляя на стаканах жирные отпечатки.