Хроники неотложного

— У нас со Светкой был один, в пикете на «Ладожской». Чин чинарем: синий, не дышит, зрак узкий… классика, короче, только слюней море. А потом даже пена пошла. Ну, то да се, затрубили, РЯД[17] подключили, дышим. Я токсикологам звоню: типа, чё как?

— А кто там сегодня?

— Рахманов. Он и говорит: спокуха, все ништяк, это герыч, только с ФОСами. Вентилируете? Ну, зашибись. Атропином ширните, пусть высохнет… Пять кубов сделали — порядок. Подсох, зарделся, зрак расширил — победила наука, типа. Потом восстал, с трубы снялся, и в отказ: мол, я не я, лошадь не моя, какие наркотики, что вы? И в мыслях не держу! А у самого трассы[18] до горла.

— Ка-з-зел!

Мы с Веней втиснулись на свободное место.

— Здорово, Леха. Кого это вы так нещадно?

— Вячеслава Добрынина.

— Е! А у нас первым вызовом — Каролина Сысолятина, новорожденная.

— Охренел народ, не иначе.

— И стар и млад причем. У нас, к примеру. Иллюзия Свербло есть.

— Что-что у вас есть?

— Иллюзия Свербло, шестьдесят три года. Каждую ночь вызывает, сука рваная, реланиум хочет.

И сразу следующий:

— А я однажды ДТП обслуживал, так там цыган был — Ихтиандр Свиногонов.

— Да ладно гнать!

— Ты Ленечку Старикова знаешь? Вот он подтвердит: сидит парниша, жалуется на боли в груди, я ему: вас как зовут? А он замялся так, на секунду, и говорит: называйте меня Саша. Беру паспорт — Ихтиандр! — еле сфинктеры удержал. А еще мы как-то у Пенелопы Потаповны Ратгаузен были.

Хмыкают.

— В Швеции режиссер есть, Лукас Мудиссон. Прикинь, Аля, замуж тебя такой позовет: «Дорогая, давай поженимся. Уедем в Стокгольм, ты там Алевтиной Мудиссон станешь».

— Очень смешно.

По-моему, да.

— А я когда учился, к нам на нефрологию привели девчушку по фамилии Безденежных. У нее пиелонефрит и аномалия развития почки — два мочеточника. Всего, стало быть, три. Ну, то да се: УЗИ, анализы, тра-та-та… а вот посмотрите, коллеги, интересная особенность: наряду с характерным для пиелонефрита заполнением лоханок видна аномалия… девочка и так впечатлительная, а тут ее еще и прогрузили по полной — заплакала. Препод ее так приобнял: не расстраивайтесь, говорит, ну и что, что вы Безденежных — зато у вас три мочеточника…

— Начмед!

К нам приближался Коля Третьяков, замглавного по медчасти, непримиримый, как Бен Ладен, борец с нарушителями дисциплины. Немного не доходя, Коля, одетый в новую форму, уселся в продавленное кресло, извлек из папки историю и стал скрупулезно заполнять многочисленные графы. Народ прикрутил громкость, веселость пошла на убыль, и кое-кто потянулся к телефону отзваниваться.

И тут в холл ввалился Рубен и, не замечая начмеда, обратился к Северову:

— Слушай, целый день езжу, да? С порога услали — штаны не дали переодеть!

Рубик-джан и впрямь наполовину состоял из гражданской одежды.

— Одного в больницу, второго в больницу, третий вообще в коме! Потом туборга[19] на Тореза[20], а потом снова сюда. Дай направление, слушай, не знаю, когда на станцию попаду.

Веня протянул ему пару бланков.

— По какому праву вы передаете записанные на вас направления на госпитализацию?

Северов глянул через плечо:

— По праву сильного.

Коля ростом с собаку. Его еще, когда он диссертацию защитил, «доктором кукольных наук» прозвали, и Венина реплика его, мягко говоря, покоробила: пожелтел, закаменел скулами и стал катать по ним мощные желваки.

— Я — начмед скорой помощи Третьяков. Ваша фамилия и номер подстанции?

— Фельдшер Светин, эсэмпэ[21] Всеволожска.

— Я немедленно поставлю в известность вашего заведующего.

— Пожалуйста. Восемь-гудок-двадцать семь-ноль-два ноль-четыре-двадцать пять.

Веня неторопливо направился к выходу, показав мне глазами: сиди, не светись. Мудро — Третьяк меня знал, да и публика после этого рассосалась, так что я улизнула вместе со всеми.

— Ну все, кранты тебе, док. Колюня злопамятный.

Северов придвинулся и негромко заговорил:

— Представь: низкое небо, ветер, несущиеся над землей облака, — он вещал, словно актер в радиопостановке, — мокрые листья в черной воде каналов…

Тепло дыхания у самого уха; кожа цепенеет внезапным ознобом и, срываясь, молотит пульсом в висках.

— …каре сотрудников, барабанная дробь. Начмед, подпрыгивая, срывает с меня светящиеся полоски и, встав на стульчик, ломает над моей головой носик двадцатки[22].

Теплой волной в лицо, и так хорошо сразу, так хорошо.

— Все-таки зря ты при всех.

— А чего он как не родной? Можно подумать, никогда в жизни без направлений не оставался… Вов, давай к той хрущевке.

— Зачем?

— Живу я там, забрать кое-что нужно.

Мы подкатили к запечатанному домофоном подъезду, Веня выскочил из машины и минут через пять вернулся, неся фотографию в рамке.

— Это тебе, Ларис. С днем рождения.

Обалденный закат, даже не верилось, что такие бывают. Классная фотка.

— Супер. Это где такой?

— В Сирии.

— Сам снимал?

— Угу. Месяца два назад.

— То-то я смотрю, такой загорелый. Работал там?

Он мотнул головой:

— Путешествовал.

— По путевке?

— Своим ходом.

— Это как?