Хроники неприкаянных душ

Уилл Пайпер с трудом переносил детский плач. Правда, плач своего первого ребенка, четверть века назад, он помнил смутно. Тогда, во Флориде, молодой Уилл только начинал помощником шерифа, и смены были одна тяжелее другой. К утру, когда он добирался до дому, маленькая дочка уже весело занималась своими детскими делами. Когда же ему выпадала радость провести ночь с женой и Лора начинала плакать, он просыпался и сразу засыпал, прежде чем Мелани успевала достать из подогревателя бутылочку с молоком. Менять пеленки и кормить ребенка тогда ему не довелось. Впрочем, Уилл расстался с женой, не дождавшись второго дня рождения Лоры.

Но все это происходило очень давно. Теперь он изменился. Стал совсем другим. По крайней мере так ему казалось.

Миновало шестнадцать месяцев со дня его неожиданного увольнения из ФБР. Теперь он пенсионер, еще не старый, полный сил. Недавно у него родился сын, Филипп Уэстон Пайпер, и вот уже месяц, как его жена Нэнси вышла на работу. Семейный бюджет не позволял им держать няню более тридцати часов в неделю, так что часть дня Уилл оставался с сыном один.

Он прослужил в ФБР двадцать лет и занимал довольно высокое положение. Считался одним из самых опытных и квалифицированных детективов, расследующих серийные убийства. Если бы не его маленькие слабости, как называли коллеги, Уилл ушел бы с почетом, наградами и возможностью работать консультантом.

В слабостях не было ничего оригинального. Уилл пил и увлекался женщинами. Это плюс полное отсутствие карьерных амбиций привели его вначале к позорному понижению в должности, а после пресловутого дела «убийцы Судного дня», которое так и осталось нераскрытым, к уходу на пенсию до срока. Уиллу пришлось подписать кое-какие конфиденциальные соглашения.

Но тут были и светлые стороны. Судьба свела его с Нэнси, напарницей в расследовании дела «убийцы Судного дня». Затем она стала женой Уилла и шесть месяцев назад подарила ему сына.

Малыш был способный. Он каким-то образом чуял, когда мама уходит на работу, и сразу поднимал крик. Пронзительные вопли Филиппа Уэстона Пайпера можно было унять, взяв его на руки и покачав, но они возобновлялись, если Уилл клал сына обратно в кроватку. Он вышел из спальни, как всегда понапрасну надеясь, что малыш устанет от крика и заснет. Включил новости по кабельному каналу, прибавил громкость.

Хроническое недосыпание, однако, не влияло на физическое состояние Уилла. Голова в последнее время была на редкость ясной благодаря добровольному расставанию с «Джонни Уокером». В ящичке под телевизором хранилась культовая бутылочка в полтора литра, полная на три четверти. Уилл не собирался уподобляться большинству бывших пьяниц, очищающих жилище от алкоголя. Нет. Он навещал бутылочку, подмигивал, болтал с ней несколько минут о том о сем, поддразнивал. В общем, она страдала больше, чем он. И не нужны ему были никакие сборища анонимных алкоголиков, где говорили по душам. Уилл даже не переставал пить! В том смысле, что регулярно принимал пиво, а то и бокал вина. И даже хмелел, если выпивал на пустой желудок. Уилл просто запретил себе вкушать янтарный нектар, от которого веяло сигаретным дымом. Ему было безразлично, что пишут в учебниках об отказе от разного рода зависимостей. Он действовал сам по себе, твердо решив покончить с пьянством.

Уилл уселся на диване, положив большие руки на голые бедра. Он собрался на пробежку и уже облачился в спортивные беговые шорты, футболку и кроссовки, но няня снова опаздывала. Честно говоря, ему уже надоело целыми днями торчать в маленькой квартирке с паркетными полами. Он чувствовал себя запертым в клетке. И вообще Нью-Йорк всегда раздражал его, а теперь Уилл этот город ненавидел.

Звонок в дверь вывел его из оцепенения. Появилась няня, Леонора Моника Непомусено, филиппинка метр сорок семь ростом. Бросив хозяйственную сумку на стойку кухни, она вместо извинений начала возмущаться общественным транспортом. Затем скрылась в спальне, откуда через пару секунд вышла с плачущим ребенком, прижимая напряженное маленькое тельце к своей огромной груди. Этой плотной коренастой женщине было за пятьдесят. Уилл и Нэнси долго смеялись, узнав ее домашнее прозвище — Ромашка.

— Ай-ай-ай, — запричитала она, — хватит плакать. Уймись. Твоя тетя Леонора уже пришла.

— Я могу идти? — хмуро осведомился Уилл.

— Да, — отозвалась Ромашка. — И бегайте сколько захотите.

Пробежки теперь стали частью его существования. Отказ от виски и здоровый образ жизни привели к тому, что Уилл впервые за много лет стал почти так же крепок, как и во времена, когда играл в футбол за сборную Гарварда. Он был всего на пять килограммов тяжелее и выглядел моложе своих лет. А ведь пятьдесят были не за горами. Крупный, атлетически сложенный, в белых шортах, с волевой челюстью, густыми светло-каштановыми волосами и выразительными голубыми глазами. На него оглядывались многие женщины. Нэнси до сих пор не могла к этому привыкнуть.