Хроники неприкаянных душ

— Молчи! Говорить буду я. А ты, девица, покинь этот дом.

Молли зарыдала.

— Смилуйтесь, ваша светлость, мне некуда идти.

— Это не моя забота. Если останешься в Кантуэлл-Холле хотя бы на час, я велю тебя высечь. Убирайся!

Кое-как одевшись, девушка выбежала из комнаты.

— А ты, — барон метнул взгляд на съежившегося на кровати сына, — спускайся в большой зал. Поговорим за столом.

На вечернюю трапезу в большом зале собрался весь многочисленный клан Кантуэллов. В камине бушевал огонь. Блюда сменялись одно за другим. В центре стола сидел Томас Кантуэлл, рядом жена. Очередная выходка сына огорчила барона, но аппетит не испортила. Он дохлебал из большой фарфоровой миски жирный куриный суп и принялся за копченый окорок с луком-пореем. На подходе был жареный кабан, его любимое блюдо. Надо оставить в животе место и для него.

Эдгар, сосредоточенно глядя под ноги, проковылял к столу, где занял место рядом с отцом. Разумеется, все уже все знали. Его кузены и дяди тоже занимались подобными шалостями. Но им-то что, ведь с позором застукали его. Он налил себе вина из глиняного кувшина.

— Ты пропустил молитву перед трапезой, Эдгар, — тихо проговорила мать.

Сидящий рядом с ней брат Уильям усмехнулся:

— У него другие молитвы.

— Тихо! — крикнул барон, и младший сын уставился в тарелку.

Кантуэллы обсуждали дела при дворе. Их волновало прошение, которое король направил папе римскому. Генрих просил понтифика признать его брак с Екатериной недействительным. У них в семье все почитали благочестивую королеву и презирали эту шлюху Болейн. Томас заверил родню, что королю придется смириться. О том, что Генрих рискнет подвергнуться отлучению от церкви, невозможно было даже помыслить.

Принесли разделанного на гигантском деревянном блюде кабана. В заключение трапезы подали сладкий заварной крем с сушеными фигами, орехами и ароматным вином. Барон вытер куском ткани рот и руки, затем многозначительно откашлялся.

— Как ведомо моим братьям и моей доброй супруге, я уже давно недоволен учением старшего сына, наследника Эдгара.

Сидящие за столом затихли.

— Я надеялся на его успехи, но напрасно. — Он повернулся к сыну: — Твой дядя Уолтер отучился в Оксфорде, и теперь он всеми почитаемый стряпчий в этом городе. Вот с кого надобно брать пример.

Нижняя губа Эдгара начала подергиваться.

— А тебя, — прохрипел барон, — занятия греческим, латынью и Библией интересовали мало. Только вино, дурные песнопения и блуд. Вот в чем ты достиг совершенства. Так что в Оксфорд не вернешься, а отправишься на учение в другое место.

Эдгар вспомнил свои уютные покои в Мертоне, приятелей, милую таверну неподалеку от колледжа.

— Ты поедешь в Париж. Там при университете есть славный колледж Монегю, где, надеюсь, тебя вразумят.

Эдгар поискал глазами кузена Арчибальда. Этот угрюмый монстр провел в «славном» колледже шесть лет и часто потчевал Эдгара рассказами о тамошних строгостях.

— Колледж Монегю, Божьей милостью, тебя укротит, — продолжил барон. — И ты выйдешь оттуда достойным, богобоязненным Кантуэллом. Так что, сын, готовься к встрече с Парижем. Этот презренный город надолго станет твоим домом.

Эдгар сидел, опустив голову, едва сдерживая слезы.

— И готовься к встрече с Монегю, кузен, — подал голос Арчибальд, нагло ухмыляясь. — Там тебя ждут скверная еда, жесткая койка и непрерывное битье. А о вине забудь. В Монегю ты станешь пить одну воду.

— Пожелаем моему возлюбленному брату обрести в Париже благочестие, — дурашливо проговорил Уильям, подливая себе в кубок вина.

21

1527 год

Париж

Еще не было и четырех утра, а Эдгар Кантуэлл уже проснулся, стуча зубами от холода. Никогда в жизни ему не приходилось так мерзнуть. Окно изнутри покрылось льдом, изо рта шел пар. Он вылез из-под тонкого одеяла, зажег свечу. Ложась спать, Эдгар надевал на себя всю одежду, какая была — даже плащ и мягкие кожаные башмаки, — но по-прежнему застывал как сосулька. Он уныло оглядел жалкое жилище — убогую каморку, похожую на монашескую келью. Вот бы подивились приятели из Мертона, увидев его сейчас.

Монегю недаром называли земным адом. Колледж достойно оправдывал свою репутацию. В тюрьме наверняка лучше, с горечью думал Эдгар. По крайней мере там не заставляют читать Аристотеля на латыни и не бьют плетьми, если не удалось запомнить абзац.

Такое мизерное существование он вел уже несколько недель. Вернее, всего несколько недель. Семестр заканчивался в июле. Значит, впереди целая вечность.

Выпускники колледжа Монегю становились священниками или законниками. Правил всем ректор Темпет, злобный тиран, косный парижский теолог. Он строго следил за каждым шагом школяров. Приказывал постоянно каяться в грехах и поощрял доносы друг на друга. Чтобы раскаяние было полным, ректор заставлял их страдать от голода и холода. А жестокие наставники безжалостно избивали школяров за любую, даже самую малую, провинность. Иногда плеть в руки брал и сам Темпет. Правда, он больше предпочитал орудовать своим посохом.