Хроники Обетованного. Клинки и крылья(СИ)

- Зато он мог их перепродать, - Ривэн нахмурился, и брови образовали у него на лбу нечто совсем несуразное. - Он или его клуши-жёны. Лучше сказать королю до того, как мы отплывём. Если они останутся в Минши, будет... - он смешался и умолк.

- Да, - кивнул Альен, не дождавшись конца фразы. - Я тебя понял... Но сейчас нам пора сделать главное.

Рабы, склонив головы, попятились от носилок и ждали дальнейших приказаний. Альен поблагодарил их и велел возвращаться к королю. Увидев, как они покорно расходятся, Ривэн с недоумением поскрёб в затылке.

- Помощь тебе больше не понадобится?..

- Только твоя.

Альену почему-то хотелось, чтобы Ривэн ощутил себя польщённым: мальчишка и так натерпелся в последнее время, хоть и (в основном) по собственной инициативе. Иногда даже таких, наверное, надо бы поощрять.

Рабы удалились в сторону порта, тихонько переговариваясь; их смуглые спины, не обезображенные никакими шрамами, маслянисто поблёскивали на солнце. Альен и Ривэн теперь были наедине с тем, что осталось от Бадвагура, резчика по камню из клана Эшинских копей.

- Камни, - хрипловато сказал Ривэн, кивнув на валуны. Альен слышал его рваное, учащённое дыхание; какое-то чутьё подсказало ему, что дорелиец ни разу не участвовал в каких бы то ни было похоронах. - Это ты велел принести их сюда?

- Попросил, - осторожно поправил Альен. Он встал на колени возле тела, остро почувствовав немного колючую, но всё же шелковистую траву. Почва Минши была бедной по сравнению с материком - даже здесь, неподалёку от реки и заливных полей. - Мы провожаем сына горного народа. Ему положено лежать среди камней.

Пока он говорил, Ривэн, будто зачарованный музыкой слов, опустился на колени рядом. Его рот, окружённый неуверенной в собственном существовании щетиной, чуть приоткрылся, а глаза шарили по Бадвагуру - его штанам, рубахе, кожаному нагруднику с контурами молота - так, словно впервые его видели.

Альен закрыл глаза, и мир погрузился в темноту, сквозь которую слабо просвечивал чудный день, пронзительная синева небес; где-то на сетчатке глаза отпечатались красные и жёлтые цветы из пригородных садиков, неспелые апельсины на деревьях, спины рабов, пенистые гребешки на не видном отсюда море... Но сейчас воцарились тишина и тьма - всё, что нужно для его магии. Альен мысленно зачерпнул в горсть всю свою боль за Бадвагура, всю вину, которую не избыть, и всю память - от их первой встречи в Овражке Айе до ночной беседы на острове Гюлея, до его простого, немыслимо-неизбежного самопожертвования. Слепил комок - липкий и чёрный, как вечное горе живого над мёртвым, с тонкими блестящими гранями - и отпустил его бережно, уважительно, однако без сожалений. Колдовство, ждавшее своего часа у него в жилах, прорвалось сквозь все плотины и дамбы, мощным потоком хлынув куда-то вперёд.

Ривэн издал сдавленный возглас, и Альен открыл глаза.

Аккуратная прямоугольная яма, ничем не отличимая от результата старательной работы, появилась прямо здесь - на вершине пологого холма. Белесые валуны с тихим, созвучным общему безмолвию перестуком подкатились ближе. Их окружало сияние; Альен видел контуры, золотистые искры собственной скорби и собственных воспоминаний. Над камнями, невидимые для Ривэна, парили вечная трубка Бадвагура, и его рокочущий басок, и самые разные статуэтки - вместе с молитвами за Альена, привалами у костров под открытым небом, ярусами, шахтами и металлическими деревьями Гха'а. В это волшебство Альен вложил всего своего Бадвагура - такого, каким его, страшно сказать, полюбил. Не отбросил ни грубоватых манер, ни общеизвестного гномьего невежества, ни склонности почитать ему (некроманту и Повелителю Хаоса) мораль, чтобы его же (некроманта и Повелителя Хаоса) спасти. Это был Бадвагур целиком и полностью, "квинтэссенция" Бадвагура, как пишут в своих трудах химики Академии. Альен попытался, насколько был способен и имел право, без слов воспеть чистую душу - одну, быть может, на много тысяч, - которая покинула Обетованное ради вечности.

Кто знает - возможно, сейчас Бадвагур любуется на Цитадели Порядка и Хаоса. А возможно - кричит младенческим плачем, родившись в одном из миров.

Альен не стал гадать. Он просто сдержанным усилием мысли приподнял маленькое, крепкое тело с носилок и опустил его в землю, окутав тем же звенящим сиянием. Ему показалось (придёт же в голову такой бред), что агх лежит теперь с лицом героя, которому воздали по заслугам.

- Ты подкатишь последний камень, - сказал Альен, тронув за локоть онемевшего Ривэна. Тот смешался.

- Почему? Я думал, ты...

- Тебя он тоже считал другом. Отдаю тебе это право.

Раз уж он не знает обряда в честь Катхагана, пусть завершится их собственный с Ривэном отряд. Последний долг до ухода в Лэфлиенн.