Однако теперь тварь определённо не была настроена на поединки. Она замерла неподалёку от берега - там, где было достаточно глубоко, - и бугрилась под звёздами, точно небольшая гора. Затаилась. Ждала. Альен с неуместным смешком подумал, что будет, если здесь проведёт свою лодочку какой-нибудь припозднившийся рыбак. К счастью, дисциплинированные миншийцы обычно не плавают по ночам, и вся Гюлея уже мирно сопит, помолившись Прародителю.
Сен-Ти-Йи, стоя спиной к ним с Ривэном, воздела узловатые руки; седой пучок окончательно растрепался, утратив остатки чопорности. Под звёздным светом Сен-Ти-Йи как никогда походила на старую ведьму - как ей, собственно, и полагалось.
-
- Что она делает? - в ужасе прошептал Ривэн, пятясь всё дальше - скоро упрётся в земляной вал Гюлеи и, бросив к болотным духам все статуэтки и Альена с его магией, побежит к порту. - Клянусь, я не притронусь к этому... к этому после всего, что было! У нас что, нет другого способа передвижения?
- "Стань кораблём", - перевёл Альен, вслушиваясь в безмолвие, гудящее от колдовства и рокота волн. - Она сказала "Стань кораблём".
Склизкое тело Дии-Ше, подчиняясь чужой воле, стало неспешно изменять форму. Вот застыли и вытянулись щупальца, точно скрюченные параличом (Альен, вздрогнув, вспомнил ноги Дарета). Вот закрылись изредка моргающие глаза - один ряд за другим, повторив форму волн. Вот раздался треск - исподволь, из глубин, - и живые ткани с холодной кровью в несколько минут одеревенели, застыли, покрывшись щепками, чернью и блестящим лаком. Щупальца срослись, прилипли к телу, плоть Дии-Ше вытянулась, в немом порыве стремясь к берегу, и обрела величавую, гладкую неподвижность. Последними появились паруса - непроницаемо-чёрные полотнища, надувшиеся ветром над не менее чёрной кормой.
- Добро пожаловать на борт, волшебник, - утомлённо выдохнула Сен-Ти-Йи. Альен посмотрел на Ривэна: тот всё тряс головой, не в силах поверить в увиденное. И, решившись, протянул ему руку.
- Так ты согласен следовать за мной?
- Д-да, - выдавил Ривэн, и голос его звучал не менее деревянно, чем треск преображённых щупалец. - Да, куда угодно, когда угодно, но не... - он умолк и перевёл дыхание - видимо, понял, что любые "но" уже невозможны. - Да, милорд. Разумеется.
В этом решительном "разумеется" Альен услышал что-то похожее - конечно, лишь отдалённо, как эхо, прихотливо изменяющее голос, - на то, что сам он испытывал к Фиенни. Совладать с волнением оказалось нелегко.
- Тогда пойдём, ученик.
***
Плыть пришлось долго, и время тянулось медленно - так медленно, будто Альен сидел напротив водяных часов, столь ценимых в Минши и Кезорре. Каждая секунда ожидания, просачиваясь сквозь невидимую воронку, изматывала его. Непонятный узел в груди, завязавшийся в тот момент, когда он почувствовал наконец разрыв, ныл всё сильнее, и особенно по ночам.
Может быть, впрочем, это была заурядная боль в сердце - нудно тянущая, без всяких следов волшебства. Отец жаловался, что она поселилась в нём годам к тридцати и больше не покидала. Ещё три-четыре года - и по меркам Обетованного можно будет считать себя начинающим стариком...
Корабль из Дии-Ше получился лёгкий и на удивление быстроходный. Не нуждаясь в штурвале или гребцах, он свободно нёсся по волнам, будто превращаясь в их продолжение, чутко реагируя на малейшую смену ветра. Альен, пожалуй, никогда не плавал на таком хорошем судне: даже кораблю, вызванному Зелёной Шляпой - увы! - не дано с ним тягаться...
Как там вещал Нитлот со своей любовью к глупо-вычурным речам - "обаяние зла"? Видимо, это оно. Есть своя грустная логика в том, что у "зла" корабли удобнее.
Им повезло (если в сложившейся ситуации хоть что-то он был вправе назвать везением): море было спокойно. Только однажды ночью ветер начал яриться больше обычного; Ривэн уже стал бледнеть, с испугом поглядывая на потемневшие волны, однако вскоре всё стихло, и грозовые тучи ушли на восток, к материку. Альен до рассвета не спускал глаз с Сен-Ти-Йи, но старушка была безмятежна и явно ничего не сделала, чтобы отогнать бурю.
Или просто скрыла от него всё, что сделала.
Единственной помехой был туман. В западных водах, куда вскоре вошёл чёрный корабль, его было до странности много. Каждое утро всё вокруг затягивала бледно-молочная пелена, не спадавшая почти до полудня. Альен замерзал на сквозном ветру, а от туманной влажности его терзал кашель - но такие моменты ему скорее нравились. Можно было хоть до бесконечности всматриваться в эту жемчужно-серую хмарь, выискивая в ней зачатки форм и узоров. Можно было стискивать зубы от боли, комкая на груди рубашку - причём так, чтобы никто не заметил...