- Торопишься совершить подвиг?.. Вызывает уважение, - на этот раз издёвка Сен-Ти-Йи колола откровенно. В воображении Альена за низенькой старушкой вновь начал проступать образ прекрасной женщины с рожками; это создавало неудобства.
- Я тороплюсь сделать то, что должен. Сделал бы иначе, будь моя воля, но масла боуги больше не осталось. Ты дала слово.
- Оно будет исполнено, волшебник, - порез на ладони Альена заныл, словно только что нанесённый. А потом он обнаружил, что держит чёрную розу - ту самую, из своего видения, с колючим стеблем и махрово-бархатными лепестками, похожими на тельце шмеля. - Приходи к морю этой ночью вместе со своим рабом-другом - если, конечно, не хочешь вразумить его и оставить в Обетованном... По-настоящему важная магия творится ночами, и этим мы не отличаемся от боуги.
ГЛАВА IV
Дождь стучал по розовым кустам, по дорожке, ведущей к крыльцу, по ажурной кованой ограде. Виноградные лозы, приникнув к шпалерам, втягивали влагу не менее жадно, чем земля и цветы. Блёкло-серые тени расползлись по саду - темнили краски, сплетались в клубки, тщетно вожделеющими пальцами подбирались к дому из светлого камня.
Лаура чувствовала, что ещё немного - и они окажутся внутри. Бесшумно взберутся по ступеням, минуют гостиную, проскользнув мимо уютной мягкой мебели, которая теперь ждёт своей очереди в предчувствии разорения. Оставляя за собой холодный след, поднимутся на второй этаж и повернут...
Куда? В мастерскую или в спальню?
Лаура тихо засмеялась - так тихо, чтобы тени не заметили её. Быть может, они повременят, не сразу ворвутся, не сразу пролезут ей в грудь и начнут грызть мясо изнутри, как голодные сороконожки - листья?..
Лаура сидела меж картин, на полу, обняв колени, медленно покачиваясь взад и вперёд. Качаясь, было как-то проще продолжать существовать.
Она убрала простыни, прикрывавшие холсты, и все не распроданные работы бесстыдно уставились на неё. Сегодня Лаура сама сняла каждую простыню - медленно, вдумчиво, ощущая все складки, с некрасиво нахмуренным лбом нюхая пятна краски. И теперь сидела в кругу (точнее, в беспорядочном маленьком лесу) из полотен больших и поменьше, старых и едва высохших. Взгляды чаров и эров казались укоризненными: точно ещё чуть-чуть - и их рты откроются для обвинительных речей, а ещё лучше криков. И это будет справедливо. Грешница, подсудимая! - крикнут они. Закон богини Велго, закон всех богов и людей - против тебя. Не должна носить тебя земля Кезорре, и нет в Обетованном места, где найдётся для тебя приют.
Ибо не бывает преступлений страшнее предательства.
В одно из высоких распахнутых окон ломился дождь вперемешку с ветром. У Лауры намокли шея, руки и платье - даже вуаль, которую она набросила, собравшись поехать в Вианту. В Вианту, скорее в Вианту! - по глупости надеясь успеть.
Она не смогла бы предупредить Ринцо - теперь она знала. И даже не потому, что ей не хватило бы времени. И не потому, что не удалось бы добраться до главной площади через беснующуюся толпу.
Не смогла бы потому, что так
Как прошла боль, которую не описать словами, пришедшая до всякой разумной мысли:
"Убит вместе с другими Правителями. Нам искренне жаль. В столице беспорядки, эра Алья. Постарайтесь не покидать дом в ближайшие несколько дней".
Убит. Убит. Убит.
Лаура, кажется, долго не могла понять, о чём речь. Челла уже давно рыдала, обняв себя за пухлые бока, когда до неё наконец дошло.
- Они обещали мне, - повторяла она часами, которые смазались в памяти в один склизкий, беспросветно-тёмный комок. - Обещали. Обещали.
Челла - добрая душа - конечно, не понимала, о ком она. И в голову бы ей не пришло, что её госпожа в сговоре с магами-убийцами из Дома Агерлан. Что её молодая хозяйка - преданная предательница... Челла просто ловила бившуюся в судорогах Лауру, прижимала её к своей груди - мягкой, как подушка, и пахнущей кухней, - и отпаивала водой с лимонным соком. Утешения давались ей так же неумело, как песни.