Злодейски убит под собственной крышей - совсем как Робер Тоури, первый в её роду. Уна не представляла, как и почему. Пьяная драка с кем-нибудь из заезжих приятелей? Но о Риарте говорили, что он крайне редко для молодого человека притрагивается к вину или элю. Бунт крестьян? Но Каннерти ни словом не обмолвились о каких-нибудь беспорядках на своих землях. Месть обиженного слуги или обесчещенной служанки? Это тоже мало похоже на Риарта - к тому же разве он не смог бы одолеть такого врага?..
Самоубийство? Как-то нелепо даже думать о подобном в случае Риарта.
Тёмные семейные тайны - такие же мглистые, как в башнях Кинбралана? Возможно, и так: Уна ведь никогда не жила среди Каннерти и в общем-то мало знала о них. Но очевидно, что они души не чаяли в Риарте, единственном наследнике рода. Старый лорд Каннерти, его дед, был заядлым охотником и нежно звал внука "своим соколёнком"; когда старик умер, львиная доля его любви к мальчику, видимо, перекочевала к родителям. Всякий раз, когда речь заходила о победе Риарта на турнире, о его успехах в альсунгском и дорелийском языках или удачной охоте, или о том, как однажды он в осенние холода быстрее крестьянских парней переплыл озеро Кирло - всякий раз лица лорда и леди Каннерти освещались довольством, напоминая морды сытых и пухлых зверей.
Уна не допускала, чтобы кто-то из родных желал Риарту зла. В письме они скорбно и гневно клялись искать убийцу по всему Обетованному - и воздать ему по заслугам, если найдут. Написать, конечно, можно всё что угодно, и Уна-то точно знала, что чернила не гарантируют правды, но... Проще было поверить в месть - вот только от кого? За что?
Альсунгцы? Дорелийские Когти, повсюду шпионящие для короля Ингена? Адепты кезоррианских Высоких Домов - судя по всем слухам и книгам, безжалостные и умелые убийцы?
Или магия?..
Нет. Риарт не имел отношения к волшебству. Уна была уверена, что смогла бы почувствовать это - хоть и ни разу близко не сталкивалась ни с человеком-магом, ни с Отражением. А если бы он учился в зеркальной Долине, Каннерти не стали бы это скрывать.
Наверное.
Как бы там ни было, её жениха больше не существовало в мире живых - и, утопая в сотне новых вопросов, Уна проворочалась в постели ещё одну ночь, кусая губы от ноющей боли в висках. Это значило, что краски праздника в Рориглане померкли, а тётя Алисия и дядя Колмар сразу поникли, словно стыдясь своего укутанного в пелёнки счастья.
Однако это значило и ещё кое-что: теперь Уна свободна от своей клятвы. Она не обязана выходить замуж этой осенью. У неё наконец-то есть право рассказать матери и отцу о магии, что кипит в её крови, - рассказать хоть завтра. И найти учителей в Долине Отражений, как подобает волшебникам.
Как когда-то сделал лорд Альен.
Но он сделал ещё больше: отрёкся от титула и земель, порвал с семьёй и (как бы ни восхищалась им тётя) построил свою новую жизнь на чужом горе. Неужели Уне придётся совершить то же самое?
Свернувшись под одеялом в спальне для гостей, она вздрогнула и притянула колени к груди. Неужели где-то в глубине она немножко
Уна крепко зажмурилась и стиснула в кулаке синий камень кулона. Звёзды сурово, как судьи, заглядывали в узкое окно; ей не хотелось их видеть.
- Я рада не его смерти, а своей свободе, - прошептала она в темноту. - Если это грешно, пусть мне простится.
Уна не заметила, как скатилась с кровати в сон - наверное, около часа спустя.
...Она очутилась в покоях отца. Только он, как всегда морщинистый и изжелта-бледный, не лежал под меховым одеялом, а стоял возле постели. Уна никогда не видела отца на ногах, но почему-то не удивилась.
-
-
-
Рукой с набухшими синими жилами (через миг не стало кончиков пальцев, ещё через миг - всей ладони) отец обвёл комнату, и на этот раз Уна узнала покои матери. То самое кресло, каминная полка, резной туалетный столик, шкаф с платьями... На кровати, под пологом, свернулась золотисто-рыжая спящая лиса. Её треугольные уши очаровательно топорщились, грудку украшал белый "воротник". Уна протянула руку, чтобы погладить красавицу - и отшатнулась, почувствовав мёртвый холод.
Из лисьей шеи торчала стрела дяди Горо. Под наконечником расплылось кровавое пятно.