Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

Лис страдал. Он не любил море, как и вообще открытые пространства - ведь детям лесов жизненно необходима прелая духота и тёмно-зелёный купол, скрывающий небо. Ещё отчаяннее Лис не переносил скуку и однообразие; это Шун-Ди уяснил ещё на западе, в Лэфлиенне. Новые впечатления, встречи и занятия требовались его беспокойной рыжей натуре постоянно, точно хьяна или вино - пьянице. Шун-Ди предусмотрительно запасся верёвочными головоломками и шкатулкой с набором миншийских настольных игр (досталась в наследство от опекуна - разноцветные фишки, кости, стеклянные шарики, похожие на капли дождя; Шун-Ди до сих пор сам не знал, что делать с большей частью этих сокровищ), а ещё, порывшись в памяти, извлёк оттуда тот скудный запас купеческих баек, которым мог поделиться.

Но Лису, конечно, было мало всего этого. От безделья он не находил себе места и пару раз (в своей манере - не то в шутку, не то всерьёз) признался, что еле сдерживается от того, чтобы вновь принять звериное обличье. Шун-Ди представил себе, что будет, если кто-то из команды встретит на "Русалке" лису цвета золота с янтарными, не по-животному умными глазами... Он бросился отговаривать Лиса, но тот лишь отмахнулся и сквозь хохот спросил, когда же Шун-Ди - Мнительный Зануда начнёт понимать иронию. И всё-таки, просыпаясь, Шун-Ди теперь каждое утро осматривал мешки и ящики в трюме - на предмет следов от когтей. Просто так, на всякий случай.

Привычка Лиса не спать по ночам, бродя по палубе и наигрывая на лире, изрядно донимала гребцов (что до Сар-Ту - тот просто откровенно свирепел, но уважение к Шун-Ди пока мешало ему объясниться с "менестрелишкой" по-мужски). Во время сильной качки Лис принимался язвить и жаловаться, как капризная дочка вельможи, а в штиль бок о бок с гребцами распевал непристойные песенки - чтобы не пялиться бездумно в бескрайнюю синеву. Он не притрагивался к сухарям, рису и солёной рыбе, зато мяса ему вечно было мало (а что поделать: Шун-Ди попросту не успел снабдить "Русалку" достойным провиантом - так же, как разобраться с денежными сложностями, которых немало накопилось за полтора года). Шун-Ди оставлял Лису свои полоски вяленой говядины и куски курицы, острые от специй; тот не благодарил, воспринимая это как должное.

По вечерам Лис развлекался тем, что подтрунивал над чётками Шун-Ди и его молитвами Прародителю (старая тема, но проезжаться по ней ему, кажется, никогда не надоедало) или заводил с Сар-Ту заумные разговоры о политике Обетованного, попеременно хуля то Альсунг с Ти'аргом, то Дорелию, а то и (полушёпотом) Светлейший Совет Минши ("Неужели им самим выгодны такие зверские законы против пиратов? Это же надо - смертная казнь..."). Однажды на закате Шун-Ди не удержался и сказал, что Лис противоречит сам себе; тот сузил жёлтые глаза и гортанно протянул на родном языке: "Это называется - двойные правила, Шун-Ди-Го. Двойные нормы, двойные оценки. Не забывай, что Двуликие не обязаны мыслить так же просто, как вы. Любую ситуацию можно развернуть и так, и эдак. Разве не это доказывают ваши легенды и песни?"

Шун-Ди не знал, что ответить. Он никогда не умел препираться с Лисом, а на корабле это вдвойне выматывало. Острое, хмельное счастье первых дней прошло, уступив место какой-то сложной смеси. Впрочем, Шун-Ди по-прежнему каждый вечер задавал себе один и тот же вопрос - и ответ получал тот же самый. Он не жалел, что ввязался в эту авантюру, бросив всё.

Не жалел, что везёт яйцо Рантаиваль в Ти'арг.

С драгоценной "Вещью" в руках Лис преображался. Мурча что-то непонятное, он ласкал и гладил серебристую скорлупу, баюкал яйцо, как ребёнка, или просил Шун-Ди приложить ухо и слушать, как шевелится внутри крошечный дракон. Шун-Ди не слышал ничего, кроме тишины (неудивительно, если подумать об остроте слуха оборотней), но кивал и улыбался, чтобы не расстроить Лиса. Они везли яйцо в отдельном ящике, выложенном изнутри лебяжьим пухом: ему нужно было тепло. Опасаясь качки и шторма, Лис настоял, чтобы ящик примотали цепью к крюку в стенке трюма; Шун-Ди порой казалось - будь его воля, он и спал бы в обнимку с яйцом. Скорлупа была тёплой, покрытой тёмно-синими и серыми прожилками; в длину вытянутое яйцо почти достигало локтя. Шун-Ди тоже считал, что оно красиво. Правда, наблюдать за Лисом в такие моменты было всё же увлекательнее: он даже дышал иначе, часто и глубоко. Похожим образом действовали на него лишь охота и музыка.

На девятый день плавания Сар-Ту сообщил, что "Русалка" вошла в воды Северного моря. Лис приободрился: гавань Хаэдрана была теперь уже не так недостижимо далека. От его бодрости и Шун-Ди (естественно) стало полегче; день промелькнул быстро.

А вечером, когда закат раскрасил небо и море широкими мазками жёлтого и розового, словно ширмы в покоях богатой шайхи, они с Лисом снова уединились в трюме - проверить "Вещь". Шун-Ди откинул крышку, и Лис издал сдавленный вскрик.

- Что та... - Шун-Ди осёкся.

Яйцо, конечно, никуда не пропало со своего пухового ложа. Но на его остром конце появилась сеть мелких трещинок. Так, будто...