Земля и Солнце, напоследок, словно понимая, какие испытания нас ждут уже в самом ближайшем будущем, устроили самый настоящий праздник весны. Деревья радовали всех зелёной листвой, трава вымахала за два месяца выше моих берцев и тепло было, как в середине лета. Даже ночью температура не опускалась ниже двадцати градусов, а днём было под тридцать. На фоне синего, безоблачного неба верхние этажи двадцатичетырёхэтажных домов, построенных всего каких-то восемь лет назад, были очень красивыми и нарядными, не то что их нижняя часть, облицованная сталью, местами ржавой, и обильно заляпанная бетоном. Подъехав к домам поближе, я увидел очень неприятную и больно резанувшую меня по сердцу картину. В то время, как все люди молча входили в ближайший дом через блиндированные люки, от него шла по направлению к парку довольно большая группа пожилых мужчин и женщин. Мало кто из них работал весь прошедший месяц, кроме некоторых дедов, ещё способных сидеть за рулём автомобиля. Нарядившись, как на праздник, они шли к парку вслед за стариком-гармонистом. Свернув на газон, я быстро подкатил к ним и преградил дорогу. О том, что они надумали сделать, мне даже гадать не пришлось и потому, остановив машину, я выскочил из джипа, встал перед ними широко раскинув руки, и громким, командирским голосом рявкнул:
— Стоять, дезертиры! Кругом! Шагом марш в убежище!
Дед-гармонист ответил мне:
— Хоть тебя все и зовут, Батей, сынок, тут ты нам не указчик. Мы свой выбор сделали и не станем у молодёжи отымать ни глотка воздуха, ни куска хлеба и никакие мы не дезертиры.
— Ещё какие дезертиры, дед. — Строго ответил я — На тебе, старый, пахать, конечно, уже нельзя, но внуков и правнуков, когда народ вкалывать будет, кто станет нянчить? Пушкин что ли? Отец Варфоломей, ко мне, бегом марш. Объясни этим юношам и девушкам, как на небесах относятся к тем, кто смалодушничал.
На этот раз поп, который две недели сидел за рычагами бульдозера, он был ну на год, на два старше меня, не стал кочевряжиться и, подойдя, строго сказал:
— Не дело это, братья и сестры, кончать жизнь самоубийством. Пока есть хоть один шанс на миллион, на миллиард, выжить, человек не должен отказываться от жизни. Ступайте в убежище.
А я добавил, громко крикнул:
— И не сметь думать о том, что вы будете есть чужой кусок хлеба! Если люди будут знать, что вы из-за них мученической смертью погибли, то они силы воли от того лишатся.
Кого добрыми уговорами, кого матом, а кого и вовсе на руках, мы всех затолкали в убежища и принялись закручивать болты на дверях стальных тамбуров, притягивая их к резиновым уплотнителям. Лишь бы они выдержали давление воды. Лишь бы выдержали напор ударной волны и подземные толчки множества землетрясений, которые, несомненно, прокатятся по всей Земле. Лишь бы выдержала напор стихии та огромная бетонная площадка, которую мы отлили при въезде в город и выдержало его новое, два года как построенное, шоссе, ведущее на Минск и в семидесяти километрах за Москвой соединяющееся со старой Минкой. Если в воздух будут подняты все самолёты, которые имеются в Москве и Московской области, чтобы на двенадцатикилометровой и более высоте, где ударная волна будет во много раз слабее, переждать катаклизм, то они смогут приземлиться на нашем запасном аэродроме. Им ведь достаточно отлететь километров на пятьсот от траектории полёта кометы и если у них хватит топлива на достаточно долгий полёт, то спасётся много людей, но самолётам нужно ведь ещё и сесть. Слишком много лишь бы и если, но вот теперь нам точно нельзя было впадать в панику. И мы не впадали. Двести крепких парней, все, как один, солдаты и офицеры, знающие, что такое не фунт, а целый пуд лиха, встали на боевое дежурство и были готовы к любым неожиданностям обычной, почти миной жизни, пока не наступил Апокалипсис.
Глава 1
День Апокалипсиса