Хроники Омура

– Даэль – иллюзионистка, – быстро проговорил Галидар, обращаясь к беглянке. – Она изменит вашу внешность и проводит до границы.

– Кроме прочего, я отлично сражаюсь, – заверила ее эльфийка, и Мири рассеянно кивнула.

Не то, чтобы она сильно мечтала путешествовать вдвоем с Галидаром, но его она знала, а вот эльфийка была ей незнакома. Возможно, они встречались на каком-то балу. Мирисиниэль никогда не отличалась наблюдательностью.

Даэль не привыкла терять время даром, лирны казались драгоценными монетами, и их нельзя было упускать. Мгновение ока она изменила внешность госпожи, а затем повела к конюшням. Два черных коня, унося всадниц в ночь, сорвались на бег, так что лишь две тени мелькнули между деревьями.

– Надеюсь, все сладится, – проводив их хмурым взглядом, сказал Галидар и отправился в обратную сторону.

Страж знал, что до рассвета ему придется утешать рыдающую навзрыд Эрриниэль. Что же, не в первой, а терпения ему не занимать!

***

Небо над степью разверзлось. Ветер, до этой лирны лениво трепавший сизые волокна ковыля, взбунтовался, ударил с неистовой силой. Хромоножка упала на землю, прямо на холмик, под которым нашел свое последнее пристанище ее любимый брат. Две седмицы назад шальная стрела, прилетевшая, будто бы из ниоткуда, оборвала жизнь молодого орка. С той поры что-то сломалось внутри Торины, она не чувствовала себя живой. Да как иначе? Если единственный, кто был ей дорог и кто любил ее, ушел к Зесту. Отец давно отказался от нее, прочие… как и раньше не замечали, она унылой тенью следовала между костров. Орки точили оружие, разговаривали, посмеивались. Их женщины готовили еду в огромных котлах, и никто не видел дочь вождя, как будто она умерла вместе с братом.

И нынче единственным местом, где Хромоножка чувствовала себя счастливой, был могильный холм. Ни таблички, ни столбика, совсем скоро ветры и дождевые струи сровняют его с землей. Через два, может три дня, орки отправятся в дорогу. Нужно двигаться к горам, чтобы пережить зиму. Возьмут ли ее с собой? Хочет ли она? Торина и сама не ведала.

– Что же такое, девонька? – старуха, которая остается, потому что более не нужна племени, подошла к Хромоножке.

Она подняла девушку с земли и, кряхтя, потянула к одинокому рваному шатру на окраине. Ее оставят одну, это последняя осень старухи. А седмицу назад сюда приковыляла Торина. Ей стало невыносимо в племени. Отец, хоть и не произносил вслух, чурался ее и обрадовался, узнав, что ушла к старухе. Принес два узла с нехитрыми пожитками и ушел.

– Давай иди, – слышала девушка и не понимала, почему должна переставлять ноги, если хочет остаться с братом.

В шатре Хромоножка, как в бреду, заговорила, выразила все, что беспокоило. Старуха, которой в сущности все равно нечем было заняться, погладила девушку по голове и сокрушенно сказала:

– А как иначе? Чего слезы льешь на могилке, и без того ливни топят ее! А тут еще ты! Думаешь, вода поднимет Тогра из могилы, вернет к жизни?

Торина глянула с надеждой, и старуха замахала на нее руками:

– Что ты удумала, скудоумная! Слезы не помогут!

– А кто поможет? – отчаяние, как ядовитая гадина, опутывала сердце девушки, дурманила ее разум, делала беспомощной.

– Зест! – старухе надоело болтать, и она выдала единственное, что знала наверняка, и отошла к вороху тряпья. Там хранилась темная, грязная, глиняная бутыль. Внутри что-то плескалось.

Когда старуха вытащила пробку, по шатру разнесся резкий аромат.

– На травах, – одобрительно кивнула она и вернулась к Хромоножке. – На вот, выпей, авось, не заболеешь! А зиму как-никак вместе веселее коротать! – старуха уже и забыла, что собиралась помереть этой осенью, решила, что протянет до весны, а там уйдет вместе с талым снегом в землю.

Торина, не сопротивляясь, сделала пару глотков, закашлялась – напиток оказался горьким и обжигающим, а затем без сил опустилась на рваное одеяло, чтобы забыться сном. Теперь только в нем она была вместе с Тогром. Брат беззаботно смеялся, шутил, порой грубо, по сложившейся привычке, но неизменно был рядом, защищал и заботился. Как за малюткой ходил, объяснял, помогал. И они снова носились по степи, обгоняя ветер.

Едва ночь отступила, а рассвет распахнул над степью серые, пасмурные крылья, Хромоножка очнулась. В голове билась мысль: «Я должна найти Верита. Он служит Зесту!»

Торина вскочила, бормоча, как молитву, имя некроманта, и растрепанная в испачканном платье кинулась к отцу. Он, измученный ее рыданиями, милостиво позволил взять старую кобылу, которую все равно следовало отправить на убой, а так… пусть дитя потешится!

Девушка была рада и этой подачке от отца, она, привычная к скачкам, взгромоздилась на лошадь и ударила пятками ее бока. От удивления, что кто-то еще мнит ее молодой и сильной, кобыла вынесла Торину за пределы лагеря, а дальше едва поплелась – выдохлась. Хромоножка словно бы и не заметила – в ее голове звучали два имени – Зест и Верит, об остальном она не озаботилась.

***