Хроники особого отдела — 2

Несмотря на оставленный на могиле код «EVAS», история Адмирала Индийского океана точно так же загадочна и не объяснима.

Весьма вероятно, что останки старшего сына Эдуарда IV покоятся в настоящее время в монастыре иеронимитов в Лиссабоне.

***

Ранняя весна 1972 високосного года пришла на Британские острова ветрами и ледяным дождём. Её суровый нрав описывали ещё несколько последующих лет корифеи пера Уэльса и Эдинбурга. Вокруг стоящих королевскими гвардейцами – плечом к плечу – лондонских серых домов,точно так же, как и на всём архипелаге, завывал резкий пронизывающий ветер. Утреннее небо, низкое тяжёлое, как серая сырая вата, хмуро готовилось в любую минуту обрушить потоки льда и снега на столичных жителей. Те ёжились и пытались добежать до метро, чтобы спрятаться в подземелье от никак не заканчивающейся зимней стыли.

Правда, на чёрных кусочках земли, аккуратно, маленькими квадратиками, рассыпанных во внутренних двориках, презрев холод и свято уверовав в календарь, придуманный в незапамятные времена Папой Григорием XIII, вылезли подснежники, которые, почему-то, в этой серой стране прозывались крокусами.

Страдающий от промозглой погоды, мающийся в сыром доме и в чужой стране, особый отдел сидел вокруг камина и, словно волчья стая, молча и осуждающе посматривая на вожака. Последний старательно поддерживал огонь, периодически подкидывая круглые, какие-то гладкие и совсем не русские полешки. Переезд был суматошным и тяжёлым. Начальник забрал с собой всё. Книги, шкафы, какие-то старые папки, ручки, кастрюли и даже наборы гвоздей, в смешных коробках из-под конструктора с надписью «Юность-3». Потом всё это добро дружно получали, переругиваясь с непонятливыми грузчиками, распаковывали и расставляли по местам. Получилось почти точно так, как дома. Но это был не их дом.

Наконец, когда последняя вазочка встала на своё законное место, и Борис Евгеньевич поставил на обеденный стол круглую мясную кулебяку, до отдела дошло, что их притащили сюда надолго.

Притихшие близнецы так тщательно пережёвывали горячий пирог, что их чавканье, наверное, можно было услышать с улицы. Маша зарылась в учебник английского языка и, будь здесь сейчас Василий Иванович, он бы решил, что она молится. Но, на самом деле, старательная дочь Кесслеров повторяла противные английские неправильные глаголы. Ксения пила чай и морщилась от звуков, издаваемых близнецами, но, запуганная чуко-гековымивоплями, недовольно молчала. Одетый в серый, как погода за окном, свитер, Борис, положив себе на тарелку большой поджаристый кусок, грустно сморкался. Ступив с трапа самолёта на землю Британских островов, он, вторую неделю, страдал от жесточайшего насморка. Ни мёд, извлечённый из фанерного ящика запасливым Телицыным, ни малиновое варенье, называемое заграничным словом «Jam», купленное в бакалейной лавке Танюшей, ни пыхтение по вечерам старательного Олладия, разгоняющего над головой страдальца одному ему видимые бациллы –ничего не могло излечить сопливого немца.

Тишину завтрака перед камином, как ни странно, первым нарушил Илья.

– Это кошмарная страна, – сообщил он пространству, громко отпив горячего сладкого чая из блюдечка. – Зачем мы здесь, Ян Геннадьевич? Домой-то нам когда?

– Как, вообще, хватило ума притащить нас всех на эти Острова Туманов и Пудингов? – наконец, разразилась тирадой Ксения, смявшая в пепельнице так и не закуренную вторую сигарету.

– Можно подумать, что если твой супруг схватил простуду, то нас ждёт теперь всемирная катастрофа, –буркнул, не отрывая глаз от огня, начальник. – Приехали. Жить здесь нам. Родину будем защищать. Ну, пытаться, по крайней мере.

Борис, близоруко щурясь, посмотрел на руководство слезящимися глазами:

– Здесь оказалось чертовски холодно, но говорят, что летом в Лондоне значительно теплее, и инфлюэнца скоро пройдёт.

– Так и жизнь пройдёт, а мы не узнаем, зачем уважаемый товарищ полковник нас сюда приволок! Я утром видела глаза Рашида Ибрагимовича, его-то за что? Он как побитая собака! Марк, хоть ты бы пирог поклянчил, что ли? – Ксения развоевалась не на шутку.

Большой чёрный пёс, спрыгнув с заскрипевшего старыми пружинами дивана, прогнувшегося под тяжестью упитанного монстра, встал и, положив морду на стол, молча, принялся ожидать обещанного куска.

Всем было очень грустно.

***

После совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, так успешно прошедшему в Хельсинки, многим показалось, что холодной войны больше нет. Мир в начале семидесятых решил, что, наконец, наступила эпоха разрядки. Москва рассматривала договоренности в Хельсинки, как личную большую победу, утверждая на весь мир, что послевоенные границы в Европе не смогут измениться больше никогда.

Однако сокрушительный разгром США во Вьетнаме, власть красных кхмеров в Камбодже, новая арабо-израильская война, события в Южной Америке и полный бардак в Африке не дали миру покоя. Полностью выведенную из строя советскую резидентуру, изгнанную «МИ-6» с островов её величества королевы, требовалось кем-то аккуратно заменить.