Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы

Но оставим шутки, я лучше расскажу, как мы подошли к дворцу и толстый касик вышел в патио встретить нас — он впрямь был очень толстый, и я так и буду его называть, — и он выказал Кортесу великое почтение и окурил его, как полагалось по их обычаю, и Кортес его обнял. Затем нас повели в весьма красивые и просторные покои, где все мы уместились, дали нам поесть и поставили корзины со сливами, а их тогда было изобилие, ибо настала их пора, и маисовый хлеб. Поскольку пришли мы туда голодные и давно не видевшие такого изобилия еды, назвали мы то селение Вильявисиоса[107], а кое-кто величал его Севильей.

Кортес приказал, чтобы никто из солдат не причинял индейцам неприятностей и не отдалялся от площади; и когда толстому касику доложили, что мы поели, он прислал сказать Кортесу, что хочет к нему прийти, и вскоре появился с большой свитой знатных индейцев, и у всех были в нижней губе большие золотые кружки и на плечах богатые накидки.

Кортес тоже вышел из покоев навстречу и, изъявляя сердечную любовь и благодарность и говоря лестные слова, опять обнял касика. Затем толстый касик распорядился принести приготовленные им дары — изделия из золота и одежду, хотя было всего этого немного и небольшой ценности, и сказал Кортесу: «Лопе лусио, лопе лусио, прими благосклонно это наше подношение», и еще прибавил, что, будь у него больше, он бы все отдал.

Кортес с помощью доньи Марины и Агилара ответил, что хотел бы отплатить добрыми делами и что, ежели у них есть какая надобность, пусть скажут, и он для них готов все сделать, ибо мы подданные великого государя, императора дона Карлоса, который повелевает многими королевствами и землями, и посылает нас искоренять несправедливости и карать злодеев, и велит, чтобы больше не приносили в жертву живых людей, и еще Кортес растолковал им многое другое касательно нашей святой веры.

Выслушав все это, толстый касик начал вздыхать и горько жаловаться на великого Моктесуму и его правителей, говоря, что они недавно подчинили его своей власти и отобрали все его золотые драгоценности и так притесняют его народ, что никто тут не смеет ослушаться их приказов, ибо Моктесума правит большими городами и многими землями и подданными и располагает могучим войском.

Кортес, выслушав жалобы толстого касика, понял, что покамест не может ничем помочь, и сказал, что со временем постарается отомстить их обидчикам, а теперь, мол, ему надо вернуться к своим «акальи» — так на языке индейцев называют корабли — и поселиться и основать свое государство в городе Киауицтлане, и когда он там будет жить, то они смогут поговорить более обстоятельно. Толстый касик на это отвечал ему весьма дружелюбно.

На другой день поутру мы вышли из Семпоальяна и с нами более четырехсот индейцев-носильщиков, коих в тех краях называют «тамеме» — они могут нести на спине по две арробы и идти с этим грузом пять лиг. И когда мы увидели столько индейцев-носильщиков, то сильно обрадовались, — ведь прежде тем из нас, у кого не было индейцев с Кубы, коих во всем нашем флоте насчитывалось всего пять-шесть человек, приходилось самим таскать на плечах наши мешки. Донья Марина и Агилар сказали, что в этом краю, когда здесь мир, касики обязаны, не спрашивая, чей груз, предоставить путникам тамеме, и в дальнейшем мы, где бы ни проходили, всюду требовали себе носильщиков.

Простясь с толстым касиком, Кортес и все мы пошли дальше и заночевали в небольшом селении близ Киауицтлана, тоже покинутого жителями, и индейцы из Семпоальяна принесли нам ужин.

Глава XLII

о том, как мы вошли в Киауицтлан, город, окруженный стенами, и как там встретили нас с миром

На другой день, часов около десяти, мы подошли к крепости, то есть к городу Киауицтлану, расположенному средь высоких скал с отвесными склонами, так что, вздумай они сопротивляться, взять его было бы трудно. Шли мы в порядке, боевым строем, с артиллерией впереди, предполагая, что нас ждет сражение, — так мы и поднялись к той крепости, готовые в случае чего исполнить свой воинский долг.

Пройдя до самой середины города, мы не встретили ни одного индейца, с кем могли бы поговорить, что немало нас удивило, — все они, видя, что мы поднимаемся по склону к их домам, сбежали от страха в тот же день. Когда ж мы взошли на самое высокое место в крепости, на площадь, вкруг которой стояли их капища и большие храмы с идолами, то увидели там полтора десятка индейцев в богатых одеждах, каждый держал глиняную курильницу с благовониями. Приблизясь к Кортесу, они окурили его и нас, солдат, стоявших вблизи, и с глубокими поклонами сказали, что просят извинить за то, что не вышли нам навстречу, и что они приветствуют наш приход и предлагают отдохнуть, — укрылись они, мол, из страха, желая поглядеть, какие мы, ибо боялись нас и наших лошадей, и что в эту же ночь прикажут всем жителям возвратиться в город.