Хроники открытия Америки

Как только наши лодки подошли к берегу, явилось двое старейшин со всем народом. Вероятно, один из них был отец, а другой его сын. Гостей провели к большому дому с двускатной крышей, причем этот дом не был круглым, наподобие лагерной палатки, как другие дома. В доме было множество сидений, на которых усадили гостей, на других уселись хозяева. Принесли хлеб, и различные плоды, и вино разных сортов — белое и красное^{47}, но не виноградное, а плодовое, из плодов двух видов, а один сорт вина приготовлялся, видимо, из маиса, растения, что дает колос, подобно пшенице, и которое я привез в Кастилию. Теперь в Кастилии много маиса. По-видимому, маисовое вино считается наилучшим, и так оно здесь и расценивается. Все мужчины собрались вместе, в одном углу, тогда как женщины находились в другом. Хозяева и гости испытывали большое огорчение оттого, что не понимали друг друга: они не могли спросить нас о нашей родине, наши же люди не могли ничего узнать об их земле. После того как попотчевали их в доме самого старого индейца, молодой проводил гостей в свой дом, где приготовлено было такое же угощение.

Затем наши люди сели в лодки и вернулись на корабль, а я тотчас же поднял якорь, ибо спешил спасти запасы продовольствия, которые подвергались порче и которые собрал с таким большим трудом; беспокоился я также и о собственном здоровье, ибо от бессонницы я стал слаб глазами. Хотя на протяжении длительного путешествия, во время которого я открыл материк^{48}, я провел без сна тридцать три дня, мое зрение все же не пострадало так сильно, и не наполнялись мои глаза кровью, и не испытывал я таких мук, как ныне.

Туземцы, как я уже говорил, красиво сложены, высокого роста, изящны в движениях, волосы у них длинные и мягкие, а головы повязаны красивыми шарфами, которые, как я уже упоминал, издали похожи на шелковые альмайсары. Иные подпоясываются этими шарфами и прикрываются ими вместо штанов — как мужчины, так и женщины. Цветом кожи люди эти белее всех ранее встречавшихся мне обитателей Индий. У всех, по обычаю этой страны, на груди и на руках украшения, а у некоторых подвешены на груди куски золота. Их каноэ очень большие и сооружены лучше, чем те, которые встречаются в других местах, и легче в ходу. На каждом из них посредине — помещение, вроде комнаты, в котором я видел именитых людей с их женами. Я назвал эту местность Сады (Los Jardines), ибо она вполне соответствует этому имени. Я пытался узнать, где добывается здесь золото, и все указывали на соседнюю землю, лежащую неподалеку к западу, на возвышенности. Но все уговаривали меня не ходить в ту сторону, ибо там поедали людей, я понял, что в тех местах живут каннибалы, такие же, как и прочие людоеды. Впоследствии я пришел к выводу, что туземцы говорили так потому, что в том краю водились хищные звери. Я спросил их также, где они добывают жемчуг, и они указали мне на запад и на север, за пределы той страны, в которой они проживают. Я не стал проверять эти указания, ибо одолевали меня заботы о продовольствии и болен я был глазами; к тому же мой большой корабль не был приспособлен для подобного плавания.

А так как времени было мало, я использовал его для расспросов; затем все вернулись на корабль, так как наступил уже час вечерни. Я приказал поднять якоря и направился на запад.

В том же направлении я шел и на следующий день, будучи уверен, что, пока я не дошел до места, где глубина была больше трех локтей, я иду вдоль берега острова и что так можно прийти к северу. Поэтому я направил вперед легкую каравеллу, желая убедиться, имеется ли выход в море или он чем-либо загражден. Так я прошел значительный путь, пока не добрался до очень большого залива, в котором, как оказалось, были четыре бухты средней величины, и в одну из них впадала огромнейшая река[40]. Глубина [в реке] везде была пять локтей, вода пресная, и текла она в огромном количестве. Никогда еще не пил я воды подобной этой.

Я был крайне огорчен, потому что видел, что нельзя выйти из залива, следуя в северном, южном или западном направлениях — со всех сторон меня окружала земля. Поэтому я поднял якоря и повернул назад, чтобы выйти на север через проход, о котором я говорил выше[41], но я не мог возвратиться к селению, где ранее останавливался, из-за течений, которые заставляли меня отклоняться от намеченного пути.

И у каждого мыса я находил пресную и светлую воду, которая относила меня стремительно к востоку, к двум проходам, о которых я уже упоминал. И тут я догадался, что сталкивающиеся между собой высокие волны, которые врывались с таким сильным ревом в эти проходы, вызывались борьбой соленой и пресной воды. Пресная выталкивала соленую, не давая ей войти, а соленая не позволяла выйти пресной.