Хроники Перепутья

Маша не уточнила, почему водитель попросил её задержать дыхание. Стена вздрогнула, поползла в их сторону. Не как улитка, а как змея, извиваясь по всей длине. Свет слепил, Маша зажмурилась.

– Один! – скомандовал водитель, и Маша вдохнула. Автобус подбросило, словно что-то приподняло его и мягко опустило обратно. В ушах загудело низким давящим гулом, какой бывает, когда нырнёшь в набегающую волну. Слегка давило на затылок, тело одновременно отяжелело и потеряло вес, Маша сделала шаг к креслу и встретила небольшое сопротивление, как будто и впрямь была под водой. Она открыла глаза и увидела, что плывёт в сине-зелёном зареве, кресла исчезли. Исчез и весь автобус. Граница сияла позади лодки.

– Осталось немного, – сказал водитель.

Он тоже изменился. Вместо куртки с капюшоном его фигуру скрывал плащ. Или мантия? Теперь он походил на волшебника из фильмов. Обеими руками он сжимал резное весло и грёб от границы, направляя лодку вперёд. Пассажиры сидели на скамьях лодки, в бесцветных глазах отражалось сияние, оставшееся позади.

Маша опустила голову. Кролик остался таким же пушистым и тёплым. Прятал мордочку в её ветровку и согревал. Свет границы проникал повсюду, стремился забраться в едва удерживающуюся от вздоха девочку, но отступал перед теплом, связывающим Машу и кролика, обволакивал остальных пассажиров. И постепенно отнимал у них цвет. Краски отделялись от людей призрачным силуэтом и растворялись в сиянии. Вскоре в лодке остались серые тени. На маленьком личике мальчика сохранились дорожки от слёз. Маша сжалась у края лодки, почти вплотную к гребцу, зажала рукой нос и рот, чтобы ненароком не вдохнуть.

– Прошли, – крикнул Лодочник. Свет померк, лодку снова окружили сумерки.

Глава третья. Перепутье

Лодка плыла по тёмной реке. Небо, густо-серое, похожее на асфальт, нависало над головами. Вода в реке была тоже цвета асфальта. Весло недавнего водителя автобуса, который теперь представился Лодочником, почти не тревожило течение. Ни всплесков, ни жужжания комаров, ни щебета птиц. Лодка плыла в тишине. Маша перегнулась через край, чтобы Лодочник не заметил, что она плачет. Ей стало по-настоящему страшно.

«Мне всего восемь, а я плыву к ведьме на лодке… – мысли забились в испуге. – Он же имел в виду совсем-совсем конечную остановку? И сказал мне, что обратно автобусы не ходят. А вдруг ведьма Костика туда отвела? А если у меня ничего не выйдет, я что, тут и останусь? И Лодочник приплывёт, чтобы меня до конечной довезти? И больше я не увижу маму с папой?»

Слёзы капали в реку, соприкасаясь с водой, они превращались в камни и уходили на дно. Маша перегнулась сильнее, чтобы разглядеть удивительное превращение, из воды на неё взглянуло отражение – заплаканное, бледное лицо, растрепавшиеся косички. Кружевной воротник торчал из-под куртки. Маша поправила его, отражение повторило движение, не отводя взгляда зелёных глаз. Маша кивнула двойнику в реке и уронила две окаменевшие слезы. По отражению пошли круги, лицо помутнело, будто запылилось. Маша увидела в воде вместо себя девушку, очень похожую на маму, только с папиными глазами. По щекам девушки тоже текли слёзы. Маша опять полезла за телефоном, но ещё один круг потревожил речную гладь, и по коже девушки пошли трещинки, словно кто-то накинул поверх воды тонкое кружево или невидимый паук быстро ткал паутинку. Сперва трещинки были незаметными, у девушки чуть заострился нос, появились пятнышки возле глаз. Из воды за Машей следила уже не девушка, а женщина. Паутинка обратилась в морщины, разрастающиеся по лицу. Русые волосы белели. Вот они засеребрились на макушке, вот седина покрыла их до середины кос, и на Машу из воды глядела старуха. Маша вздрогнула, лодка закачалась, девочка потеряла равновесие и полетела за край.

Мокрое весло больно стукнуло по носу. Лодочник поймал Машу над водой, вернул в лодку.

– Не перевешивайся, Мария Звонова, – сказал Лодочник, когда Маша перестала всхлипывать от страха.

Кролик бегал у Машиных ног, задевал лапками кеды.

– Это Река времени. В воду упадёшь, не выплывешь, отнимет река годы.

– Там была я, да? Той девушкой и старухой тоже? Я такой стану, старой и морщинистой?

– Если выберешься и доживёшь до преклонных лет. Тогда ты поймёшь, что в старости нет ничего страшного. Старость – торжество прожитой жизни, а морщины – твой путь по земле сквозь года.

Маша завыла. Она без конца всхлипывала и скулила, как маленький испуганный щенок. Взяла кролика на руки, чтобы успокоиться, гладила одним пальцем пушистую голову.

– Слёзы не помогут, хотела плакать, осталась бы дома. Раз сюда пришла, не реви. – Лодочник не поворачивался к Маше.