Хроники побережья. Песня «Сольвейг»

Я молчала. Внутри непонятное чувство то ли облегчения, что наконец-то нашли причину изматывающих головных болей, то ли ужас, сковавший все чувства и заморозивший их.

– Это операбельно? – выдавила из себя я.

– Да. Но тянуть нельзя. Сегодня пятница, в понедельник-вторник необходимо сделать операцию.

– Хорошо, – медленно произнесла я сухим бесцветным голосом, стараясь держать голову так, чтобы слезы не выкатились из глаз.

– Подпишите согласие, – врач положил передо мной на стол лист бумаги.

Подписала, не глядя, и вышла на ватных ногах из кабинета. Медсестра отвела меня в отделение нейрохирургии этажом выше. Мои вещи из неврологии уже перенесли туда. Я сегодня утром поступила в эту больницу и не успела их распаковать.

***

В палате одевалась женщина. Ее только что выписали. Больше никого не было, все кровати были пусты. Мы разговорились.

– Чего ты ревешь, – спросила она.

– Диагноз такой ужасный поставили, – ответила я всхлипывая.

– Какой диагноз?

– Опухоль.

– А кто врач?

– Генрих Владимирович.

– Ну и чего ты ревешь? У него такие руки золотые. Он все сделает хорошо, даже не переживай. Он только в палату зайдет, как ясное солнышко пришло. Все будет хорошо.

Я смотрела на нее и с трудом, но во мне поселился маленький огонек надежды, а вдруг все и правда будет хорошо.

Женщина ушла, и я осталась одна. Изредка заходили медсестры, но я почти не замечала этого.

Ночью было особенно тоскливо, одиноко и при этом не проходила боль, от которой хотелось лезть на стены и выть.

Я не хотела сообщать маме о том, что я в больнице, у нее больное сердце, а со мной все будет хорошо.

Мои подруги после учебы разъехались, одна уехала домой в Заринск, другая вышла замуж и отправилась в Новосибирск. Сойтись с новыми я еще не успела. Если бы Денни был здесь или Тай. Я часто их вспоминала и очень скучала по ним и бабушке, по нашей лесной избушке, вспоминала наши посиделки у костра, неразлучных друзей Алекса и Влада, я даже по ворчливому Глену соскучилась, надо же такому быть.

Мимо открытой двери по коридору прошла санитарка, очень похожая на бабушку Лизу. Я выглянула в коридор, но там уже никого не было. « Наверно, показалось, » – подумала я.

На следующий день мне совсем стало плохо, дежурный врач наблюдал, до понедельника оставалось еще два дня.

К вечеру в палату вошел Генрих Владимирович. Он улетал в район по санавиации и только что вернулся, его вызвал дежурный нейрохирург.

– Как дела? – спросил он.

Сил отвечать не было.

– Покажи язык.

Все, что я помню после – это как мне ставят внутривенно лекарство, я даже не спрашиваю что это, хотя всегда это делала раньше.

***

Во время операции произошла остановка сердца, наступила клиническая смерть. Облаченные в белое, с лицами закрытыми масками, врачи и медсестры быстро, словно рубили что-то твердое, перекидывались словами между собой:

– Рефлексы отсутствуют, давление сорок на ноль.

– Клиническая смерть.

– Адреналин…

– Пульса нет…

Темнота. Меня окружает темнота. Ничего нет. И никого. Пусто, холодно и темно. Нет запахов. Совсем ничего.

– Разряд… – раздается чей-то голос.

В какой-то момент я начинаю слышать все, что происходит в операционной, хотя не должна. Толчок. «Эй, товарищи доктора, мне больно, » – силюсь сказать, но не могу, мое тело меня не слушается, а во рту трахеостомическая трубка.

– Еще разряд, – звучит тот же резкий голос. Снова толчок. «Нет, так не пойдет, » – думаю я и…

Раздался дикий грохот прямо надо мной. Сквозь закрытые веки резко возник свет. Он появлялся и исчезал несколько раз.

– Электричество отключили из-за грозы! – раздался крик, и наступила темнота. Хотя… Я что-то вижу. Море. Это точно море. И тут я понимаю, как сильно скучала по нему.

Глава 3 Встреча с бабушкой

Холодные острые капли дождя больно хлестали по плечам и рукам. Тонкая ткань сорочки никак не защищала меня от холода и воды, я промокла насквозь. Зябко. Холод пробирал до костей, как будто он пришел из преисподней, приходилось идти, с трудом вытаскивая ноги из грязи на раскисшей дороге. Низко и тяжело плывущие серые тучи, плотно заволокли небо, ветер периодически обдавал мелкими брызгами грязи. Ливень не скоро закончится, еще и темнело довольно быстро, окоченевшие босые ноги утопали в склизкой грязи.

  Да где же домик бабушки Лизы? Я скоро совсем потеряю чувствительность, озябшие руки уже плохо слушались, а кисти посинели.

К моему изумлению я оказалась перед таверной. Она находилась на окраине селения, значит, до бабушки Лизы не так уж далеко, но все еще идти и идти. Войти в таверну я не рискнула. В наступившей темноте смогла, озираясь вокруг, подойти к двери, удалось заглянуть в небольшую щель.