— Именно так, — кивнул обрадованный Кулебякин. — А когда я кинулся в ноги к государыне-матушке и сознался во всем, и признался, что ночью-то это был я, а не повар, она прогневалась, подвергла меня опале и отправила в ссылку!
— Печальная история, — промолвил пан Марушевич и повернулся к прокурору. — Обвинение и защита, вы хотите что-либо сказать по этому поводу?
— Ваша честь, — басом промолвил барон Набах, — я считаю, что факты, изложенные господином Кулебякиным, свидетельствуют о злодейском характере обвиняемого и лишний раз подтверждают обоснованность обвинений, выдвинутых против него.
— Вы, — повернулся пан Марушевич к господину Швабрину.
Алексей Иванович не нашелся, что сказать.
— Обвиняемый, а что вы можете сказать по этому поводу? — спросил пан Марушевич.
Я понял, что терять-то мне нечего, и решил прикинуться несмышленым недорослем.
— Видите ли, ваша честь, — вымолвил я, — папенька всю жизнь называл меня Сережей, а я его — папенькой. И лишь когда отправили меня на военную службу, я узнал полное имя свое.
— И что же, вы ни разу до военной службы не поинтересовались собственным именем? — спросил пан Марушевич.
— Да оно мне ни к чему было, — я попытался развести руками, но кандалы не позволили.
— А вы молодец! Ловко ответили. Вроде как — не тутошние мы и не знаем ничего.
Шепот Алексея Ивановича звучал дружелюбно, и я немного успокоился.
Председательствующий что-то сказал своим помощникам, они приблизили друг к другу головы и несколько минут шептались. Особенно усердствовал герцог Эйзениц. Он в чем-то убеждал пана Марушевича, который, судя по наклону головы, склонялся к его мнению. Барон фон Бремборт явно не соглашался с ними. Наконец председательствующий поднялся и произнес:
— Уважаемые дамы и господа, мы считаем обвинения, высказанные Степаном Ивановичем Кулебякиным, частным случаем, по которому следует немедленно принять отдельное определение и поставить на этом точку, дабы в будущем этот казус не путался с делом, ради которого мы здесь собрались. Мы покинем вас на десять минут, чтобы в спокойной обстановке прийти к справедливому решению.
Он говорил что-то еще, но я не слышал — меня отвлек господин Швабрин.
— Граф, вы не припомните, как звали вторую супругу Петра Великого до того, как ее прозвали Екатериной?
— Мартой, Мартой Скавронской, — ответил я. — А зачем вам это сейчас?
— Так. Есть одна идейка, — ответил Алексей Иванович.
Пан Марушевич и его помощники поднялись из-за стола и готовы были уйти, как господин Швабрин окликнул их:
— Ваша честь, позвольте высказать некоторые соображения по этому делу.
— Говорите, сударь, — кивнул пан Марушевич.
— Ваша честь, уважаемые господа, когда вы будете принимать решение по этому вопросу, прошу вас принять во внимание следующие факты. Супруга российского императора Петра Великого Екатерина когда-то прозывалась Мартой Скавронской. Вспомним Анну Леопольдовну, она же Елизавета Екатерина Христина, принцесса Брауншвейг-Люнебургская. А наша великая императрица, государыня-матушка Екатерина, о которой неподобающим образом отзывается господин Кулебякин, — после этих слов Алексей Иванович сделал многозначительную паузу. — Так вот, государыня-матушка наша в бытность свою немецкой принцессой называла себя Софьей Фредерикой Августой Анхальт-Цербстской, да и царственный ее супруг был немецким принцем Карлом Петром Ульрихом Голштейн-Готторпским, а, переехав в Россию, вдруг назвался Петром Федоровичем. Да и что там далеко ходить?! Совсем недавно в Траумлэнд приезжал граф Норд. Думается мне, ни для кого не секрет, что граф Норд есть не кто иной, как Его Императорское Высочество Александр Павлович Романов. А супруга русского цесаревича, она же графиня Норд, в России известна как Елизавета Алексеевна. У нее есть и другое имя — Луиза Мария Августа, принцесса Баденская. Да и отец нашего цесаревича, предприняв вояж по Европе, назывался графом Нордом. Кстати, первая супруга нашего нынешнего государя — Наталия Алексеевна, она же Августа Вильгельмина, принцесса Гессен-Дармштадская. А вторая его супруга, назвавшаяся Марией Федоровной, до переезда в Россию была принцессой Вюртембергской Софией Доротеей Августой Луизой.
И как это господину Швабрину удавалось удерживать в голове всех этих Софий, Фредерик, Август и Луиз? У меня даже голова закружилась. Пан Марушевич поджал губы и почесал затылок, отчего его парик съехал на бок.
— Вы напомнили нам важные факты, — он кивнул господину Швабрину.
— Ваша честь, вы позволите мне сказать несколько слов этому господину? — Алексей Иванович указал на Кулебякина.
— Вы вольны обращаться к кому пожелаете, — пан Марушевич изобразил рукой разрешительный жест.
Господин Швабрин повернулся к Кулебякину, несколько секунд разглядывал белый фрак с ярко-зеленым воротником, ярко-красный жилет и ярко-желтые брюки. Шляпу с высокими загнутыми полями Степан Иванович держал в руках.