Хроники Престижного района

Максимка в её возрасте плакал редко, но требовательно, на весь дом. Леночка — тихо и горько, ничего не требуя, просто жалуясь, как ей плохо одной. Мама, где ты? Никто не может тебя заменить, никакие бабушки с погремушками…

И Катя мгновенно брала её на руки.

К Олегу поехала на короткое свидание, когда Леночке было четыре месяца.

Он был обижен до глубины души. Так бывает и в нормальных семьях — мужья, избалованные вниманием, чувствовавшие себя центром мироздания, вдруг оказываются на втором плане. Главное — маленький, кроха, всё внимание, все эмоции — ему…

Катя не знала, как себя вести, как ему объяснить, что еле вырвала для него эти несколько часов за долгое время…

— Вот, я тебе Леночкину фотографию привезла, смотри.

— Грустная она какая-то. Улыбается вообще?

— Только у меня на руках. Стоит положить в кроватку — плачет. Слабенькая очень. Максимка был тяжёленьким в четыре месяца. А она медленно набирает вес.

— Ещё одна плакса в доме. На работу не собираешься?

— Какая работа! Дома работаю, когда она спит.

— Ты всё время смотришь на часы. Зачем приехала?

— Мы так давно не виделись, Олежа…

— Ты же не видишь меня. У тебя все мысли в Питере!

— Она такая кроха беззащитная…

— Поезжай домой, не тяни время. И не приезжай до года, только дёргаешь себя и меня.

Проплакала сама всю дорогу. А Леночкин тихий плач скорее почувствовала, чем услышала, ещё на лестничной площадке.

Говорила, говорила ей что-то ласковое, пока не могла взять на руки, отмывалась и переодевалась после тюрьмы.

Плач затихал на секунду, будто девочка вслушивалась в мамин голос, и продолжался. Затих, когда Катя, наконец, взяла её на руки, прижала к себе…

А он не мог заснуть, вертелся с боку на бок. И вдруг открыл глаза, будто почувствовал что-то. Над ним стоял Седой.

— Не спишь после свидания? — И присел к нему, не спрашивая разрешения, — родила уже, мальчик?

— Девочка.

— Надо бы мальчика, тюрьма — не тётка, может, не будет больше детей.

— Мальчик у меня есть.

— Почему же венчался только здесь?

— Связывать не хотел, знал же, заметут рано или поздно. Ненадёжный человек был рядом. Пока рулил Сом, ещё можно было жить спокойно, его боялись. Да пока я был там, держал в узде. А когда ушёл…

— Наслышаны мы здесь. На такую шишку покусился твой Арсен!

— Ну и сдал меня. Хотел ещё и этот наезд на меня повесить, но отбился адвокат. Я не сумасшедший, устраивать такое.

— Ты что-то сказал про Сома. Я знал его в Москве, помог мне не раз, у него были везде свои люди. Ты работал под ним?

— Ещё мальчишкой, курьером. После тюрьмы он взял меня к себе. Воспитал, можно сказать, вырастил.

— Плохо воспитал, если ты здесь. Он за всю жизнь не нюхал тюрьмы. И ушёл ты — почему?

— Следователь мой бывший вспомнил про меня, начал охоту. А тут Катя…

— Понятно. Спи, Красавчик. Смирись, раз так вышло. Просто живи день за днём…

Смириться? Когда-то он предлагал это Кате. Говорил, что это хорошее слово, честное. Сам он смириться не мог…

В Питере жизнь текла своим чередом. Леночка подрастала. В полгодика уже могла занимать себя сама, разговаривала с игрушками на своём непонятном языке.

Охотно шла на руки к бабе Вере и бабе Нате, играла с Максимкой.

Но главным человеком в её жизни оставалась мама. Такая неподдельная радость от её присутствия, любовь и привязанность, будто и не обрезали пуповину при её рождении…

И росла на руках у бабушек, бабы Наты и бабы Веры. Но как она радовалась, когда мама приходила с работы, как прижималась к ней всем своим маленьким телом!

Максимка её любил, очень. Но на такое проявление любви способны только женщины. С рождения, с пелёнок! И Катя благодарила Бога за этот неожиданный подарок.

Но ей ещё годика не было, когда Катя в первый раз без звонка поехала на фирму. Встретили бурно, радостно.

Она нужна здесь, это её дом тоже, и её вторая семья…

Сидели втроём за Таниным столом. Это надолго станет утренним совещанием. Потом будет обеденное, в новом здании отгородили маленькую столовую с буфетом и буфетчицей, которая принимала заказы на завтрашний обед из кафе. Десятка полтора столиков, скользящий перерыв, и не надо зимой одеваться и идти в кафе и обратно.

Потом, в аврал перед выставкой, добавятся и вечерние, «чайные», совещания.

А пока Слава смотрел на неё внимательно:

— Катя, у тебя какой-то заговорщицкий вид. Ты что-то опять придумала?

Татьяна долго пыталась добиться, чтобы его перестали называть Славиком, а величали Станиславом Анатольевичем. Он же главный инженер! Не прижилось, называли Славой, и она смирилась.

— Так что ты придумала? Не тяни!

— Птичий базар.

— Что?!

— Катя, ты с ума сошла, — сказала Таня упавшим голосом. Только улеглась эпопея со зверинцем, всё вошло в какую-то колею, технология не так уж менялась от одной новинки к другой… Но птицы!

— Таня, Катя у нас просто сокровище, генератор идей!

— Ты понял! И петь будут?

— Ещё и петь! — ужаснулась Таня.

— И петь, и махать крылышками. Только нам нужен толковый программист. Компьютерный гений. И звукорежиссёр.

— Знаете, что я думаю — давайте выставку перенесём подальше, на конец восемнадцатого. Чтобы выстрелило!

— А что, ещё не поздно, Катя права.