Хроники Птеродактиля

Глава 7 Выброси утюг и успокойся

Всю ночь шел снег. Сквозь оконную наледь Вася всматривался в белеющее утро, едва растревожившее первых прохожих. Вчера он дважды возвращался к злополучному месту, куда так опрометчиво сунул портфель. Пусто.

Накануне, выторговав «навар», он запаниковал по привычке. Дурацкий «москвичок» напугал. Уже ночью, прокручивая события, Вася уверился в бессмысленности страха. Да что произошло, в самом деле? Все как обычно. Вокзал, проводник, передал – взял – отнес… да не донес. И что в этом портфеле особенного? Ну увидит кто: не деньги, не газета, а так, что-то типографское и старое. Конечно, он не должен без повода лазить в портфель, да кто узнает? Уж три года как связался с портфельчиком. На досуге даже горошинку скатал. Так, для забавы, «рецепт» проверить…

– Вы не подскажете, как отсюда до Рогожского рынка добраться? Мужчина, вас спрашиваю!

Василий молчал. Усталость, скопленная в последние годы, выработала привычку к медлительности и неразговорчивости. Себе дороже эта суета, не раз замечал Василий. Его удивляла простота, с которой легко и регулярно вот уже который месяц приходили деньги. Он не сразу поверил в затею друга, – ну кому захочется так щедро платить за фантом, за мечту причудливую, никем не проверенную? Да видно, не все знает народ о своих «умельцах». Вон старуха-то как затаилась, словно ведьма из средних веков. И правильно делает – помолчишь побольше, проживешь подольше. Может, и отодвинет старость своими колдовскими горошинами, да от смерти уйти не сможет… Что-то в последнее время о смерти думается чаще обычного, старею, наверно. Может, горошину принять? – усмехнулся Василий и поковылял домой, к Настасье. Под теплый бочок.

Настя возилась с утюгом, перегретое зеркало которого еще в прошлый раз расплавило вискозную ткань, да так, что скобли не скобли – гладить невозможно.

– Тебе что, денег не хватает? Выброси утюг и успокойся.

Настя дернулась и расплылась в улыбке:

– Ах ты, мой добытчик, ах ты, мой котяра. Васька-кот-антрекот, вот!

Настя схватила Василия за руку, потянула к дивану и, перекатившись вместе с ним к середине, замерла, расслабленно внюхиваясь в прижатое тело.

Ох, уж эта Настасья. Всегда ее тянуло куда-то… в пограничную зону. Где еще не тюрьма, но уже не Закон. Надо же додуматься: воровать в семидесятые, да с «почтового ящика»! И воровать не что-нибудь, а спирт, чистейший спирт. Настасью надо было видеть: бюст на заказ. Не шьют такие размеры для розницы! Такая грудь должна приносить доход. Или уносить что-нибудь. Например, спирт из лаборатории. В соответствующей посуде, под грудью.

Это был редкий период социалистического изобилия и натурального обмена, где спирт легко выступал в роли всеобщего эквивалента. Вася с тоской вспоминает то время. Его уважали, с ним считались. Он даже думал, что его любят. Например, жена Анастасия. Что не любить-то? Вытащил ее из коммуналки, одел-обул во все заграничное. Свою фамилию дал – Пархоменко, полностью закрыв этим ее «пятый пункт». Глаза у Настасьи зеленые, волосы рыжие, веснушки и… грудь.

Как-то пришел сосед за чесноком, а на диване заказ из «Грации» с ее бюстгальтерами. Такого лица у соседа Вася не видел, даже когда в семидесятом наши футболисты забили мяч в собственные ворота.

– Дай на минутку, только брату покажу, – завизжал сосед, вгоняя Василия в гордость…

Эх, много чего было в их жизни. Дочка, Танечка, не унаследовала от матери ни бюста, ни хитрости. Простофиля, прости Господи. Так и приходится тянуть лямку. Больше для дочки и внучат. Настасья не дает на себе ездить: хочешь жить – крутись. Так и крутишься. При социализме было спокойней – в подъездах не стреляли.

Телефонный звонок заставил вздрогнуть. «Ну вот…» – обреченно подумал Вася. Посмотрел вниз: девятый этаж.

…Он летел, и ему казалось, что снег поднимается снизу вверх, ему навстречу. Удивляло растянувшееся время, позволившее осознать разницу в скорости свободного падения снега и его человеческой массы. Затем, еще не достигнув земли, он подумал, что почему-то не холодно… лететь полураздетым. И уж совсем непонятно, почему считается, что люди, выпавшие из окна девятого этажа, умирают раньше, чем коснутся земли. Умирают от страха. Ему, Василию, страшно не было. Первый раз ему было не страшно, а хорошо и спокойно. Прошел час после того, как Василий Пархоменко не снял трубку. Его тело так и лежало, медленно припорашиваясь снегом. Случайный прохожий прошел бы мимо, если бы не собака. Она заскулила, поджимая хвост, прося глазами помощи и понимания. Вскоре еще не успевшее окоченеть тело принимал морг № 4. Неподалеку от Бауманской. Морг, куда попадают бомжи.